Мать всегда оставалась для Лео загадкой. Когда рушилась семья, когда отец, ругаясь, собрал вещи, взял за руку Юллу и еще раз примирительно остановился в дверях — почему мать не удержала его? Они могли бы поселиться где-нибудь еще, но ведь эти разбросанные хутора с их полями и выгонами, эта деревня Медная отнюдь не были пупом земли. Мать не признавала другого места для жилья. Или это упрямство рано состарившегося человека? Хотя, когда уходил отец, ей было всего тридцать восемь лет. Сегодня бывшая хуторская приверженность считается тупым фанатизмом. Все вроде бы сходилось: с большим трудом мать стала хозяйкой, и она не разменивала добытое на мелочи — на угол в городском доходном доме! Что еще? Было ли у Лео право вершить над ней суд? Взять перейти поле, распахнуть дверь и спросить: почему ты так поступила?
А если пойти и впрямь спросить.
Отец давно уже в земле.
Сейчас спросил бы иначе: неужто Йонас и в самом деле удерживал тебя тут?
После ухода отца и сестры мать переменилась. Раньше она помыкала сыном и понукала его, случалось, что и прикрикивала, после распада семьи в ней появилась какая-то мягкость. Она оставила свою прежнюю властность и обращалась только с неназойливыми просьбами. То и дело старалась доставить сыну приятное. Урывала от денег, полученных за молоко, чтобы Лео мог заказать себе в поселке костюм из английской шерсти и купить самый модный велосипед. Частенько печалилась и неприятно, по-старчески, повторяла: ты моя единственная опора и радость. К тому времени Лео закончил в Вильянди гимназию и слыл на хуторе за хозяина. Мать давала сыну возможность принимать решения по хозяйству, а сама все отходила в сторону. Лео получил в руки вожжи, но никакой признательности не проявлял; скорее раздраженно ворчал и выказывал неудовольствие. Образованный молодой хозяин становился все более самоуверенным, просто заносчивым. Мать на это и внимания не обращала. Видимо, угадывала в Лео свое зеркальное отражение и радовалась, что сын с арендного хутора принадлежит к кругу богатых хозяйских сынков.
Возможно, они оба с матерью думали, что поднялись на гребень волны. Справлялись и без отца. С Юллой было сложнее. Ночами мать пробиралась в кухню и перечитывала при свете коптилки письма дочери — кто знает, в который раз — и беззвучно плакала. Днем она стыдилась проливать слезы над детскими каракулями.
И все же мать старалась внушить себе и Лео, что у всех свои трудности и что им тоже не пристало роптать.
Никто из них не смог встать над собой, чтобы увидеть нелепость своего жизненного уклада и устремлений. Конечно, это было печально, но нисколько не смешно. Кто и когда смог подняться над своим временем? Жизнь переплетается случайностями, и случай придает ей свое лицо.