— Лео, ты проехал! — воскликнула Сильви. Он слишком резко нажал на тормоз. Привязной ремень оберегает рассеянных: Хельгу кинуло вперед, ремни натянулись.
Лео глянул в зеркало, сзади приближалась вереница машин. Два самосвала, бензовоз. Пришлось подождать, пока они промчатся мимо, чтобы развернуться.
Вскоре это удалось. Лео потихоньку съехал с шоссе, машину покачивало на бугристой, проросшей корнями дороге, скоро они въедут в зеленый тоннель, мечащиеся солнечные блики польются сквозь лиственный свод золотым дождем на ветровое стекло, пока не отступил полумрак, сросшиеся кусты не поредеют и не покажется впереди залитая светом поляна — двор старой усадьбы.
Как редко случается в жизни, чтобы кто-нибудь тебя предупредил, придержи, проедешь мимо. Люди ничтоже сумняшеся сворачивают со своей дороги в полной уверенности, что именно этот путь ведет к цели. Почему-то человек любит намечать цели, но не замечает, что, торопясь куда-нибудь, он разбрасывает и теряет больше, чем обретает. Не хочет быть букашкой, которая блуждает между травинками. В действительности зачастую скачут на мертвых конях и принимают глину за булки. Кое у кого собственная убежденность столь велика, что даже кусты, гарь или валежник принимаются ими за зеленый тоннель, где солнечные блики сыплются под ноги золотым дождем. И все же они сохраняют уверенность, что, продираясь вперед, доберутся до залитого светом простора, до самой прекрасной лужайки своей жизни.
В ту пропитавшуюся ржавым дождем осень, когда они с Вильмутом ехали в родные края на похороны хозяина виллакуского хутора, Лео по разным поводам вспоминал истории о привидениях и призраках в Медной деревне. Приземистые хуторские постройки, размокшие поля, разбитые дороги, стонущие на ветру деревья не просто так раскинулись под серым небом. Шел шабаш ведьм, и в лицо летела колдовская соль. Кое у кого из людей под ногами открывались зеленые сверкавшие топи, других до смерти пугали раскачивающиеся над полем огненные венки, третьи завороженно кружились возле пылающего шара и теряли голову. Под мрачный погребальный настрой начинали звенеть колдовские бусинки, они нацеплялись на шею и обращались Эрикой. Запретный любовный пламень, они с Эрикой не задумывались ни о времени, ни о месте, их обоих словно подменили.
После погребения народ побрел с кладбища под моросящим дождем по грязи на хутор Виллаку. Все были пешие, взятую с колхозной конюшни лошадь после того, как покойного увезли на кладбище, отвели назад в стойло. На открытом поле покачивалось множество темных человеческих фигур. Они то и дело поскальзывались на глинистой земле, женщины в больших платках, удерживая равновесие, раскидывали руки в стороны — огромные птицы махали крыльями, но никуда не летели. Месил грязь и новый пастор. В этих краях он появился недавно. Прежний пастор сбежал за море, и люди несколько лет обходились без духовного наставника. Говорили, что Йонас на похоронах читал Священное писание, люди и сейчас бы смирились с ним, потому что нового пастора боялись. Какой духовной поддержки можно ждать от того, кто и сам с собою не в ладах. Известный в уездном городе пастор не отправился бы в глушь, не вздумай он попытаться повеситься, что и замарало его имя.