— Дон Алипио Ибасоа? Это Рамон де Вильясека. По зрелому размышлению я решил, чем бы ни завершилось для меня это в суде, согласиться на ваши условия.
Человек на другом конце провода как будто весьма обрадовался.
Поздно вечером сеньор де Вильясека отправился в церковь. Путь его пролегал мимо памятника де ла Харе. Взглянув на позеленевшее медное лицо, он пробормотал:
— Глупец! Вот чему ты положил начало!
Опустясь на колени перед чудотворной Девой, мэр стал молиться.
— Благословенная альканьонская дева, — заговорил он, — помоги нам снова найти путь в большой мир, как мы нашли раньше, сделай так, чтобы мы указывали другим путь прогресса, потому что гордость не позволяет нам следовать за другими. Вдохнови наших ученых создать испанский самолет, испанскую ракету, испанский искусственный спутник, и если на все это потребуется долгое время, сделай так, чтобы, когда сержанту Кабрере снова придется застрелить быка, револьвер его был бы испанским.
На другой вечер, придя к арене, афисионадо с изумлением увидели на ней объявления о конце празднества. Внутри рабочие воздвигали огромный изогнутый экран. Место коррид превращалось в кинотеатр для автомобилистов. Для ознаменования этой новой фазы в развитии города словно в насмешку был выбран фильм «Кровь и песок». Сеньор де Вильясека с удовлетворением взирал на дело своих рук. Привлекать иностранцев теперь больше нечему. Оливер Стилл со своими сумбурными грезами удрал на Лемнос, один из греческих островов. Приверженцам придется ездить подальше. Город вновь обретал свое достоинство, дорогостоящее место в тени, так как плата за бедность всегда чрезмерна. Но он с уверенностью смотрел в более современное будущее. Есть ли экран такой величины в Новом Свете?
И тут к стоявшему с гордой уверенностью сеньору де Вильясека широким шагом подошел взбешенный дон Хасинто.
— А, вот и вы, обманщик! Я весь день вас ищу! Хочу только сказать вам, что потребую через суд возмещения убытков на сумму в десять раз большую, чем вы заработаете за всю жизнь.
Мэр кротко закрыл глаза и повторил слова своего знаменитого предка.
— Я сделал это, — сказал он, — por Espaca y por Alcacon!
— Право же, ты невозможный лентяй, — сказал Филип Хеджес.
Джон Отфорд, сидевший во вращающемся кресле, слегка изменил позу и вяло улыбнулся. Стоял один из прекрасных дней поздней осени. Солнце играло на трепещущих под легким ветерком золотистых листьях, тени их ласкали ряды старинных книг на полках по стенам его кабинета. У окна медленно, хаотично плавали пылинки.
— Ленив, признаюсь, — немногословно ответил Отфорд, — но ведь характер моей работы определенно не прибавляет жизненных сил, кроме того, я люблю играть в гольф.