— У меня для него срочное донесение от полковника фон Лейдеберга.
— Прошу прощенья, герр майор, — сказал второй. — Мы выполняем приказы, и если донесение такое уж срочное, я поднимусь и доложу о вас генералу. Ну как, идти наверх?
Ганс в слепой ярости схватился было за кобуру, а потом, охваченный всепоглощающей ненавистью, вышел в ночь.
Наутро началось сражение, и в ночь на десятое немцы под выстрелами итальянских снайперов покинули Флоренцию. Ганс так больше и не видел Терезу до отступления.
Неделю спустя Валь ди Сарат с остатками своей дивизии вошел в расположение войск союзников, и вскоре после этого развалины Сан-Рокко аль Монте были освобождены. Священник, очевидно, погиб в пламени собственной церкви, и теперь обожженные фрески неизвестных мастеров флорентийской школы погибали под открытым небом, картина для вдохновения военных корреспондентов была в самый раз. Двое британских журналистов сделали о ней незабываемую радиопередачу, а один американский писатель, некто Хупер Бойт, начал писать книгу, которую впоследствии книжные клубы на обоих континентах признают наиболее ярким за все времена отчетом о жертве, понесенной населенным пунктом. Мистер Бойт, неумеренно пьющий, энергичный человек с желтыми, как чахлое кукурузное поле, волосами, в очках без оправы, уже написал знаменитые книги «Столь гневная заря» о гражданской войне в Испании и «Закон для них не писан» о беспринципных бизнесменах на глубоком Юге; теперь его издателям не терпелось, чтобы он обессмертил деревню-мученицу. Поэтому Бойт приехал на джипе через несколько часов после появления там первых солдат, и через десять минут на углу площади Виктора-Эммануила Второго стучала пишущая машинка.
Граф угощал мистера Бойта обедом, и тем временем, как четверо слуг удовлетворяли все их запросы, а когда было нечего делать, стояли истуканами, объяснял гостю, что из-за причиненных войной бедствий у него не хватает челяди. Дворец, находящийся в отдалении от деревни, враги не разорили, так как нашли его подходящим для постоя грубой солдатни. Теперь бедный граф, избавленный от захватчиков, вынужден был бороться с вторжением бездомных деревенских жителей, расположившихся во всех частях дворца, кроме его личных покоев в правом крыле.
— Мы все понесли большие жертвы, — сказал граф, закуривая американскую сигару, которой его щедро угостил мистер Бойт. — Только представьте себе — восемьдесят рабочих волов, тридцать шесть лошадей, погреб несравненного вина, потрава добрых сорока процентов моего урожая, гибель преданного слуги — всего лишь часть моих сокрушительных бедствий. — И, надменно глянув на бледный пепел сигары, добавил: — Не говоря уж о ящике гаванских сигар.