Снова связался с полковником, чтоб прояснить обстановку. Паук, убедившись, что из города по тракту ему вырваться не светит, отодвинулся назад. На месте осталась одна машина, над которой развевался белый флаг – Братство хотело переговоров.
– Пойдешь? – запросил по связи Фунтиков. – Тебя это непосредственно касается… Стоят на углу войсковой части, на Балашовской. Ждут.
– Конечно пойду, – ответил Добрынин. Выглянул в окошко – тягач двигался уже по городу, по центру, проходил мимо кинотеатра, где они с Сашкой когда-то прятались от птички Рокх. – Минут через десять буду. Подходим со стороны центра.
– Давай. Сверните на Пушкина. Тебя бойцы из Второй оперативного блокирования встретят. Как раз в них упрешься.
Вторая бригада оперативного блокирования занимала позиции по улице Первомайской, что протянулась параллельно Балашовской несколькими кварталами ниже. Они держали участок от Красной и до железной дороги, усилив таким образом заслоны, участвовавшие в точечных боестолкновениях еще накануне вечером. Сосед справа – Первая и Вторая оперативно-тактические группы, которые в свою очередь занимали позиции по улице Красной вверх, до кладбища, где имели соседом Первую группу оперативного блокирования. Таким образом получалось что-то вроде коробочки, внутри которой был заперт вокзал и Убежище. Окружение, эшелонированная оборона с трех сторон, где в первом эшелоне стояли легкие и подвижные заслоны из разведки и вольных стрелков, а во втором – тяжелая пехота и техника. С четвертой стороны не было никого – только безумец мог попытаться прорваться через развалины завода, где за эти двадцать лет без вести пропал не один и не два человека – но в районе разрушенного моста стоял в полной боевой готовности бронепоезд. Теперь Пауку действительно было некуда деваться.
Переговоры – так переговоры. Почему бы не поговорить? Торопиться некуда, да уже и незачем. Братство, в один момент превратившись из мощнейшей группировки в огрызок, пыталось теперь любыми средствами вывернуться из западни. Собственно, тут даже говорить было не о чем – но Добрынин хотел, чтобы Верховный осознал наконец, кто стал виной тому, что Братство разом потеряло все. До сих пор он мог только догадываться, но не знать. Теперь же он будет знать наверняка.
На переговоры он решил идти один. Это именно его дело, его счеты. Именно он сейчас был полноправным представителем Убежища. Тем, кто выдержал все испытания и вернулся, чтоб отомстить. А значит ему и разговоры вести.
«Урал», на крыше которого лениво полоскался белый флаг, стоял у забора войсковой части. Двигатель заглушен, окошки в кунге горят – но пусты. Рядом с «Уралом» – одинокая фигура. В демроне, в броне, без оружия. Разведка уже успела прошерстить местность, дворы и домики, что смотрели на этот перекресток. Чисто, пусто. Братство вернулось на прежние позиции в полном составе – и затаилось, выжидая. Наверняка перекресток под прицелом с какой-то из девятиэтажек, может быть даже и в несколько крупнокалиберных стволов – но комбинезон оставлял немалый шанс вовремя выйти из-под удара, укрыться в любом из ближайших домишек – и дальше уйти огородами к заслонам оперативно-тактических групп.