А вот уже школа. Класс второй или третий. Что-то нашло на ребят, и они на уроке вели себя очень плохо, будто сбесились. Учительница пообещала вечером обойти родителей и всё рассказать. И как дружно ребятишки безобразничали, так дружно и струсили. И решили уйти. Далеко, в пустующий балок на полях. Поселиться там – печка есть, на ней трактористы себе кашу варили; будут зайцев ловить, ими питаться… Никто не отказался, все пошли. И поздняя осень не испугала.
По дороге собрали по карманам копейки, купили две булки хлеба.
Прошагали километров пять, устали – у каждого сумка с учебниками, – замерзли, проголодались. Съели хлеб – жажда напала; увидели, что начинает темнеть, и повернули обратно.
Еще задолго до первых домов заметили мечущиеся по степи огни, услышали топот копыт по мерзлой земле… К ним подскакали: «Вот вы, субчики! Все целы? А?» – «Все», – хмуро, видно, поняв, что наказания не миновать не только за баловство в школе, но и за неудавшийся побег, отозвался заводила класса Кешка Килин. «Слава богу, – выдохнул один из верховых. – По домам быс-стро!»
В начале своей улицы Аня столкнулась с мамой. В бледном свете окон неспящих изб увидела, как за мгновение несколько раз успело измениться выражение маминого лица: тревога, радостный испуг, растерянность, обида, гнев…
«Мамочка, – Аня ткнулась ей в живот, – я никогда больше… Я всегда с тобой буду».
Всегда, не всегда, но маму она не бросила. И сейчас они рядом: раз в неделю, не реже, Анна Семеновна приходит на кладбище, прибирает могилки родных, сидит на лавочке возле маминой. Читает три простых, но таких дорогих слова – «Васильева Мария Игнатьевна», – отнимает и отнимает от правой даты левую. Все время получается всего сорок семь лет.
Уже почти на четверть века Анна Семеновна старше своей мамы, но сейчас, здесь чувствует себя беспомощной, несмышленой, еще и не начавшей всерьез жить, но и уже какой-то обессилевшей девочкой.
* * *
Нет – было, было. Много было всего. И есть. Главное, дети есть – трое, пятеро внуков. И все рядом, не разбежались. И любимое дело дает силы: Анна Семеновна – директор музея.
Пришла туда – в то время филиал республиканского – простой сотрудницей. После руководства Народным театром это было очевидное добровольное понижение, но театр хирел, и ничем положение исправить не удавалось. Равнодушнее стали люди как-то моментом, попрятались за своими воротами. Ни на собрания не вытащить, ни на праздник, ни на поминки. Да и понятно: у большинства телевизор появился – великая сила. Омут. В телевизор таращась, можно всю жизнь прожить. Не прожить, а продремать, наблюдая за чужими жизнями…