Или вот такой случай, такой застрявший в голове попутчик.
Я сидел на нижней боковушке, за столиком. Напротив – сосед с верхней полки. Смотрели в окно.
– Ничего хуже нет этих равнинных сел, – сказал сосед. – Ни бугра, ни оврага. В лучшем случае рощица торчит жидкая, в которой не укроешься.
Мы как раз проезжали барабинскую степь. Темнело, и небольшие, лежащие на плоском пространстве деревни выглядели действительно тоскливо.
– Да, – сказал я, – приятного мало.
– А как брать их? – вдруг спросил сосед.
Я глянул на него. Парень лет двадцати семи – тридцати. Крупный, светловолосый. Смотрит и ждет ответа.
– В каком смысле брать? – не понял я.
Наверное, он увидел в моем взгляде недоумение, а может, и испуг, потому что как-то виновато усмехнулся и сказал:
– Я в Чечне… ну, воевал. И теперь всё ей меряю.
У меня были знакомые писатели, служившие в Чечне. О службе, а тем более о боевых действиях они не рассказывали. Расспрашивать было неудобно – могли подумать, что хочу использовать в работе, воспользоваться их материалом. Они сами писали об этом повести и рассказы… И тут оказался рядом такой человек – готовый поведать…
Я приготовился слушать, в то же время опасаясь как-нибудь не так отреагировать, не в том месте кивнуть, промолчать, когда надо поддержать реакцией.
– Но самое гадостное там, – после долгого молчания, глядения на темнеющую степь, заговорил сосед, – бухгалтерия. За всё надо отчитаться, всё посчитать… Особенно погибших.
Он кашлянул как-то для своего мощного, здорового сложения жалобно, мокротно. Снова долго молчал. Но не выдержал:
– Особенно когда сразу после боя начинают: «Где такой-то, такой-то? Ищите!» Понятно, что надо искать, а как… Сидишь, руки трясутся, раненый орет, в голове дым… Там для начальства главное, чтобы наши в плен не попадали. Для отчетности… Ну, или им там за это вставляли. И знаешь, бывало, найдешь куски человека, на нем гражданка, а они: «Всё нормально, вот он такой-то». Жгли иногда, чтоб неузнаваем стал. Сдавали, отправляли… А потом чечены говорят: «А такой-то у нас». А на него уже документы оформлены…
Парень снова кашлянул, потянул туловище в одну сторону, в другую. Достал кожаный бумажник, покопался в нем и поднял на меня глаза:
– Может, в вагон-ресторан? Примем по двести пятьдесят.
Осторожность оказалась сильнее любопытства, и я сказал:
– Нет, извини… – Придумал причину: – Извини, у меня желудок больной… Я свое отпил.
– Ну что ж, – парень поднялся, глянул туда-сюда по коридору, видимо вспоминая, в какой стороне ресторан.
Я подсказал:
– Он там. На стоянке видел.