— Да, товарищ, покурил, — ответил вахмистр, и тоже спокойно-холодноватым голосом, а слово «товарищ» было им как-то особенно произнесено.
В слове «товарищ» не было той теплоты, той братской любви, с которой произносим мы, а было что-то холодное и злое. Правда, и у нас теперь как-то слово «товарищ» выветривается, становится не таким, чем было оно раньше, а каким-то сухим, машинным, и веет от него не любовью, а производством. Но у вахмистра оно было ещё хуже.
— Вы долго будете так сидеть? — крикнул я.
— Столько же, сколько и вы, — ответил вахмистр.
— Я требую, чтобы вы немедленно вышли сюда! — крикнул я ещё громче.
— А я требую, чтобы вы спрыгнули ко мне, — громко бросил вахмистр.
Эхо перекидывало по реке наш разговор. Я ничего ему не ответил, и он мне больше ничего не сказал. Он всё так же, не оборачиваясь ко мне, смотрел вперёд за реку Гнилушку. Я взял с колен наган, осмотрел барабан (пуль полно), поднял курок, осмотрел и нашёл не в порядке боёк — подогнулся, отчего не было выстрела в первый раз, когда я целился на бегу в вахмистра. Чтобы исправить боёк, я достал перочинный ножик и отогнул его. Когда привел в порядок боёк, я снова обратился к вахмистру. Вахмистр всё так же сидел ко мне спиною. Вокруг нас было совершенно тихо. Месяц был спокоен и лениво покоился на небе и отражался в воде, выступавшей из-подо льда. Месяц уже больше не хрипел, не хихикал. Только позади нас, на деревне, нарушали тишину своим криком петухи: кричали первые петухи.
— Выходите! — крикнул я решительно. — Буду стрелять.
— Хорошо, — сказал вахмистр, повернулся ко мне лицом, распахнул шинель и выпятил грудь.
Я видел отчётливо ощетинившиеся рыжие усы, редкие оскаленные зубы и широко раздвинутые глаза.
— Сдавайтесь, — крикнул я в последний раз, — буду стрелять.
— Мне всё равно, стреляйте, — ответил спокойно вахмистр и переступил два шага вперёд. — Ваша взяла. Цельтесь только, товарищ, лучше, чтоб сразу было… — И он ещё подошёл на два шага.
— Стойте! Стойте! — закричал я. — Больше ни с места! — И я, не вставая с берега, взвёл курок и с колена…
— И что же? И убили? — неожиданно спросил его помощник.
— Наповал, — сказал Андрей Завулонов.
Я спустился к вахмистру, осмотрел его: он самый. Поднялся наверх и направился обратно. На пути я вспомнил, что в городе восстание, но делать было нечего, и я решил идти на деревню. Когда я пришёл в деревню, стало уже светло. У первого попавшегося мужика я спросил:
— Не видали ли вы тут военных?
Мужик осмотрел меня с ног до головы и, не сказав ни одного слова, показал на небольшой домик. Я направился к этому домику. У домика меня встретил военный комиссар и два красноармейца. Военный комиссар сказал: