— Ты прав, но как ты это сделаешь?
— Как видишь, я хочу купить судно и стать в то же время и его капитаном, и арматором[15], а ты будешь моим старшим помощником.
— Нет, брат, в помощники я не гожусь!
— Как? Почему?
— Послушай! Я себя знаю; я в сущности не более как простой гаучо, то есть человек честный, прямодушный, но простой деревенский парень. Дай мне жить так, как мне хочется, по своей воле, без тревог и забот! Я тебе не ровня ни по уму, ни по образованию и не могу стоять на одной доске с тобой; я только буду стеснять тебя, буду мешать тебе, а я этого не хочу.
— Что ты говоришь, брат?
— Правду, сущую правду! Я знаю, ты меня любишь и, конечно, хочешь, чтоб я стал счастлив, — не так ли?
— Разумеется!
— Ну, так оставь свои хлопоты, позволь мне жить, как мне хочется. Я знаю, тебе нужен верный, надежный человек, на которого ты мог бы вполне положиться, ну, одним словом, преданный слуга, — и этим-то я и хочу быть для тебя. С глазу на глаз, между собой, мы будем по-прежнему братья, а при людях, для света, ты будешь мой господин, а я — твой слуга! Это то же, что и всякая другая сделка. Итак, для начала я буду твоим подшкипером — решено?
— Нет, брат, на это я никогда не смогу согласиться!
— Так, значит, ты меня не любишь!
— Я не люблю тебя? Ах, Пепе! — укоризненно произнес дон Торрибио.
— Но раз ты хочешь меня принудить жить так, как мне не нравится!
— Что ж, если для тебя это настолько серьезно, — делай, как хочешь! Знай только, что когда тебе надоест эта нелепая комедия, приди и скажи мне! Обещай!
— Ну, обещаю; значит, решено?!
— Если ты непременно этого хочешь, упрямец! — сказал дон Торрибио, заключая брата в свои объятия.
— Благодарю! Благодарю тебя, брат! — радостно воскликнул молодой человек. — Одно еще, — не забывай, что с сегодняшнего дня я зовусь не Пепе Кабальеро, а…
— А как же прикажите вас величать?
— Пепе Ортис.
— Ну, пусть будет Пепе Ортис! — сказал смеясь Торрибио.
— Благодарю вас, сеньор дон Торрибио де Ньеблас! — ответил Пепе с комической важностью.
Так было заключено между братьями это странное условие, которое в недалеком будущем должно было иметь для них самые удивительные последствия.
Несколько дней спустя после этого разговора дон Торрибио приобрел за девятнадцать тысяч пиастров прекраснейшее судно, которое назвал «Надежда». Это был превосходный трехмачтовый корабль, легкий и ходкий, вместимостью в шестьсот тонн, обшитый медью, признанный всеми моряками завидным приобретением. Оно было построено в Нью-Йорке всего год назад и сделало только два рейса: в Бразилию, затем в Индию.