Бульвар Постышева (Бутаков) - страница 132


Была ночь и холод. Костер плевался искрами во мглу. Тени корявых деревьев тянули черные руки к уставшим туристам. Ветер качал старые кроны скрипучих сосен. Далеко в горах где-то жутко шумел камнепад. Казалось, что тени умерших бродят вокруг, ухают совы, пули свистят… пока не прозвучали последние слова. Народ у костра, молчавший и внимательно слушающий доселе, через три секунды, от последней фразы, врубился! Начался тихий смех, потом — сильный смех, потом — хохот, после — реплики, выкрики, замечания, подколы, насмешки друг над другом. Николай Андреевич довольный улыбался, разливал спиритус по кружкам. Я же, спустив пары, немного расслабился, и настроение мое поднялось.

Бухали долго.

Две девятнадцатилетние альпинистки решили остаться на ночь в нашей палатке, но из-за зябкости, неудобства, несвежести спальных принадлежностей и тесноты, нам достались лишь их юные крепкие груди, жадные губы и нежный шёпот, с легким запахом спирта.

В город мы возвращались вчетвером в переполненном автобусе. Договорились точно встретиться, но подружки на встречу не пришли. У нас не было их адресов, телефонов, явок и паролей. Им мы тоже, почему-то, ничего не оставили. И мы растерялись по жизни навсегда. Но остались воспоминания.

В октябре в России всё переменилось, и с Mt. Kenya — ей высотой в 5199 метров над уровнем моря мы пролетели!

* * *

Юлька сдала сессию первую свою. Научилась ловко работать в «Фотошопе», стала рисовать картинки и иллюстрации к Архипкиным рассказам и выдумкам, и они ещё больше решили подходить друг к другу и добра наживать.

Всё бы ничего, но Архип много курил и мало шевелился. Часто «Выгуливал медвежонка». Понимал, что это не хорошо, но решил ничего не менять. «Не нарушать свой химический состав», как он выражался, чтобы не сломалась в организме настройка, и чтобы не нарушился баланс и обмен его полуалкогольных веществ и бактерий.

Юлька гнала его на улицу подышать, и он иногда шел, прихватив собой мусор.

Но на большее, пока были деньги и зимняя лень с холодами вперемешку, его не хватало. Он продолжал мучить кнопки клавиатуры и сочинять, сочинять, сочинять всякую всячину.

Одна была радость — не ходил в казино, завязал. Молодец.

Вот ещё бы бросил курить и пить пиво — цены бы ему не было.

Но он не бросал, следовательно, цена какая-то была.

Он ждал весны, как перемен.

Весна пришла.

А с нею — перемены.


Однажды, его Зайчонок Юля, теперь уже девятнадцатилетняя студентка психологического факультета, сидя за учебниками по истории, неожиданно спросила:

— Вот ты все время в своих воспоминаниях пишешь «хиппи, хиппи», а кто такие эти хиппи? По-моему, хиппи — это какие-то неприятные люди, бичи.