— Что у Вас там? — спрашивает меня соседка.
— Вот, — говорю я и протягиваю листок с дурацкими рисунками.
— Это всё?
— Всё. Времени не было — мог бы больше нарисовать.
Та уже тянется к моему экзаменационному листу, чтобы вкатить пару, но тут ей эта, которая на меня пялилась, говорит:
— Подожди.
А потом меня спрашивает:
— Ты в тридцать девятой учился?
— Да, — говорю я.
— В таком-то году?
— Точно.
— Помнишь меня?
Я её, конечно, не помню, но отвечаю, как надо:
— Смутно, смутно, — как Бендер из «Золотого Теленка».
Та после этого обращается к своей подруге или коллеге, я не знаю, какие у них там отношения:
— Это мой бывший ученик. У них в школе физики вообще не было. Я сама ему преподавала. Он же после Армии — поставь ему тройку. Ну, я тебя очень прошу.
— Хорошо, — отвечает та и ставит мне трояк.
Отлично! Я прошел на следующий круг. Довольный, выхожу за дверь, а следом эта, которая пялилась.
— Ну что? — говорит. — Вот и встретились. Я тебя на всю жизнь запомнила! Ох, и поиздевались же вы над нами тогда!
— Честно говоря, я Вас не помню, — отвечаю я, уже честно.
— Хорошо, — говорит она. — Помнишь, не помнишь — не важно! Важно другое — добро всегда побеждает зло! Вы издевались, а я отплатила добром! Вот как бывает.
— Спасибо, — говорю. — А вы ещё кого-нибудь помните из тех, кому преподавали на практике.
— Честно говоря, не очень, — отвечает она тоже честно.
— Ну, вот — видите: не издевался бы, хрен бы в Нархоз поступил! Уж литературу-то я напишу, думаю.
— Наверное! — говорит она, грустно подумав, улыбнувшись, и, помешкав, добавив: — Ну, всего Вам хорошего!
— Спасибо, — отвечаю. — Правда, спасибо.
— Не за что, — говорит она и уходит к своим в кабинет.
Вот так вот, практикантки, помните своих учеников! А Вам, как зовут не знаю и не помню, Большое Спасибо и простите, если в детстве чем Вас обидел. Вам зачтется — это я точно знаю! Спасибо! Дай Бог Вам здоровья!
Мать, отец и старший брат называли его в детстве Вовуней, как самого младшего в семье. Так к нему это и прикипело. После, уже никто и не понимал, что, называя таким трогательным именем взрослого парня, а после — мужчину, могут поставить в неловкое положение незнакомых людей или же самого Вову. Просто все привыкли и до сих пор воспринимают его, как Вовуню. На работе его, конечно, зовут Владимир Анатольевич, а друзья по старинке, как в детстве.
Вовунина квартира, в принципе, была музеем охотничьих трофеев. Несколько десятков рогов висело на стенах. Кабаньи клыки, череп и шкура медведя, картины на охотничью тему, подаренные Вовиному отцу авторами. Книги, книги, книги. Огромная коллекция охотничьих ножей. Чугунные статуэтки охотничьих собак. На балконе весела шкура глухаря, отпугивая незваных голубей. Вся квартира была пропитана темой охоты. Даже пахло всегда сыромятной кожей и чуть-чуть оружейным маслом. И не мудрено — Вовунин отец преподавал в сельскохозяйственном институте на охотоведческом факультете, то есть был профессиональным охотником. Он сам добыл всех этих животных. Здорово было бы вот также поохотиться на архаров, маралов, изюбрей, кабанов, коз и сходить на медведя! Вовуня тоже любил природу и мечтал сам ходить на охоту, когда подрастет. Нас это и сдружило.