Юлька, само собой, уже прочитала его текст про Постышево, и у неё было много вопросов. Архипу некогда было ей пояснять, что да как, сказал, что когда допишет, тогда она всё и узнает. А тут, раз уж такое дело, решил её слегка просветить. Да и сам он это вспомнил, глядя на джип, — чего ж не рассказать:
— Наташка Упругова позвонила мне как-то в конце августа девяносто шестого.
— Какая Наташка?
— Упругова. В девичестве — Пивоварова. В рассказе, помнишь, она идет, как хиппейская комсомолка с русской косой.
— Да, помню. Ну-ну.
— Ну, вот тебе и ну. Позвонила на работу, говорит:
— Женьку убили.
— Какого, Женьку? — не понял я.
— Ткачука.
Меня, как подкосило! Я, как дурак, давай в трубу орать: «Как, что, почему, где, кто?» Она говорит:
— Не знаю. Знаю, что убили — и всё тут!
Поехал к ней. Что знала — сказала. Потом к его родителям. Там Ольга. Мать и отец в полном трансе, особенно мать. С Ольгой на кухне остались, она более-менее просветила ситуацию:
По официальной версии, его ударила ножом какая-то молодая девчонка, которая слетела с катушек, и в тот данный момент находится в психушки. Якобы, он её привел домой, они там шуры-муры, та чего-то там не выдержала, пошла на кухню, взяла нож, вернулась и завалила Ткача. Полный бред! Чтобы Женьку ухлопала какая-то там мокрощелка. Кто поверит? Но такова была официальная версия следствия. Кстати, я не помню, чтобы эту девчонку потом судили, что там и как — для всех загадка. Думаю, его сами менты уложили — в те года, говорят, модно было лицензии выписывать. Может, он их достал, может ещё, какие там дела были — я не знаю, последнее время мы с ним почти не виделись. Но то, что я не поверю в официальную версию — это как пить дать, пусть даже недоказуемо. На кладбище, целая аллея героев-бандюганов, с последним годом жизни «96». Кто сейчас что узнает? Я не про это хотел рассказать.
Похороны, конечно, пышные были. Народу много. Рев, цветы, венки, слезы, слова. Как без этого? С кладбища все потянулись в кабак, а мы с Упруговой — к ней домой. Водки взяли. Она наревелась, я просто нажрался. Обычно я не пью за рулем, а тут так всё было по хер, что я даже джип ставить не стал: напился и на нем домой поехал. Ночь уже была. Остановился у дома.
— Ну, что, — говорю, — Женька, если слышишь меня, подай какой-нибудь знак.
Думал, сейчас молния хлестнёт или гром ударит, или что-то ещё, но ничего — тишина. Я говорю:
— Ткач, ты же слышишь меня, а, может быть, и видишь, подай знак, братишка.
Опять тишина. Я ещё посидел маленько в машине, поговорил с Ткачом, потом вылез еле-еле, замкнул машину и побрел домой.