На батареях засуетилась прислуга. Передки подкатывали ближе, ездовые стояли, держа лошадей под уздцы. Скоро придется уходить - и быстро, потому что открыто стоящие на гребне пушки не продержатся и четверти часа под градом ядер и бомб с четырех линкоров.
- Ладно, пора и нам, - прапорщик сжалился над царским сыном. - пойдемте, Ваше Высочество, французы вот-вот начнут подниматься на плато. Ни к чему им видеть движение возле наших пулеметных гнезд.
Но не успели сделать десятка шагов, как звук артиллерийской канонады перекрыл гулкий удар. Лобанов-Ростовский обернулся, вскинул бинокль и заорал от восторга. Секундой позже к нему присоединилась и прислуга орудий. Даже Великий князь, не в силах сдержать эмоции, подкинул вверх свою каску, украшенную литым из серебра императорским орлом.
«Агамемнон», возле борта которого оседал высокий водяной столб, кренился, валился на борт. И без бинокля было видно, как с палубы падают в воду крошечные фигурки. Идущий в кильватере корабль отвернул, избегая столкновения. На минуту его высокий борт закрыл от зрителей картину погибающего судна, и тут новый взрыв подбросил носовую часть линкора. По инерции его потащило вперед - снова оглушительный удар, новый столб пены и дыма под скулой. Когда пелена рассеялась, стало видно, что корабль стремительно уходит в воду, высоко задирая корму.
- Получилось! - в восторге орал Николай Николаевич. - Получилось ведь, мон шер ами! Как котята топнут!
Он порывался кинуться к орудиям, лично возглавить обстрел уцелевших французских кораблей, и прапорщику пришлось, чуть ли не силой уводить своего подопечного прочь. Два подорвавшихся на минах линкора - это, конечно, замечательно, но не стоит забывать и о французах, карабкающихся на плато. Еще пятнадцать, от силы двадцать минут – они перевалят через гребень и окажутся в пределах действия «Максимов».
Слух авиатора привычно уловил сквозь канонаду далекое жужжание. Он поднял голову, вгляделся, схватил Великого князя за рукав и ткнул пальцем на юг. Оттуда, на высоте примерно трехсот метров, выстроившись строем пеленга, подлетали три гидроплана. Когда моторы затарахтели прямо над головой, от ведущего аппарата (прапорщик ясно различал цифры «37», машина Эссена), чиркнула косым взблеском и повисла зеленая ракета. Гидропланы один за другим заложили вираж в сторону неприятельского ордера.
Ну вот шутки и кончились, господа союзники. Теперь все, теперь повоюем по-настоящему...
III
Гидроплан М-5
Бортовой номер 37
27 сентября 1854 г.
Реймонд фон Эссен
- «Тридцать седьмой», я «первый», как слышно, прием?