- На честном слове и на одном крыле, - неожиданно произнес один из стрелков, у которого сейчас не было целей. - Старинная песенка бомбардировщиков.
- Точно, - даже прищелкнул пальцами штурман. - Помнится, я сильно удивлен был, когда узнал, что ее сочинили предки альбионцев в Предпоследний век. А потом уже ее перевели на русский, кажется. Или сразу на оба языка империи. Не помню уже точно.
Совершенно неожиданно для экипажа, первый пилот до того сосредоточенно глядевший вперед, крепко держась за ручки штурвала, удивительно музыкально подхватил песню.
Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле.
Бак пробит, хвост горит и машина летит
На честном слове и на одном крыле...
- Альбионцы завершили бомбежку, - доложил радист, единственный кто не отвлекся на песенку, звучащую на радиоканалах. - Уходят.
- Мы будем на месте практически следом за ними, - тут же вмешался штурман. - Если кто-то из них задержится, то может возникнуть реальная опасность столкновения.
- Сплюньте через левое плечо, - неожиданно весело сказал ему Штернберг и подхватил песню, куда менее музыкально:
Ну, дела! Ночь была!
Их объекты разбомбили мы дотла!
А из наушников доносилась альбионская речь.
What a show, what a fight
Yes we really hit our target for tonight
Хвосты разворачивающихся бомбардировщиков альбионцев Штернберг, конечно, увидел. Но расстояние было достаточно большим и никакой опасности возникнуть не могло. А вот слова песенки стали слышны лучше.
How we sing as we limp through the air
Look below, there s our field over there
А первый пилот подхватывал:
Вся команда цела, и машина пришла --
На честном слове и на одном крыле
- Мы над целью, - прервал пение штурман. - Начинаем бомбометание.
Штернберг только кинул, даже не озаботившись тем, чтобы обернуться к штурману. Это был ненужный жест, потому что штурман-бомбометатель сейчас уже приник к прицелу.
Бомболюк открылся - и смертоносный груз из нескольких десятков бомб отправился в полет. Они обрушатся на головы демонов, наступающих на траншеи линии Студенецкого, уничтожая тысячи самых разных существ и боевых машин. Штернберг даже не видел нанесенного ими ущерба - разлетающихся в разные стороны демонов и куски их тел, взрывающуюся технику, гибнущих тварей разного размера. Однако представлял его себе весьма ярко - и картинка очень радовала генерал-лейтенанта. Вообще, уничтожать демонов было намного приятней, чем людей. Никаких лишних угрызений совести, которыми он, что греха таить, страдал ночами, в этот раз не было. Ни малейших.
Первый пилот, вместе со Штернбергом и стрелками, и штурманом пели вразнобой, немузыкально, зато, как говориться от души.