Ваша творческая работа – не ребенок! Если уж на то пошло, это вы ее ребенок. Все, что я в жизни писала, меня растило и помогало развиваться. С каждым проектом я набиралась нового опыта. Я стала тем, кто я есть, именно потому, что я делала в процессе работы и что моя работа делала со мной. Творчество меня воспитывало, благодаря ему я взрослела, начиная с того опыта работы над «Первыми поселенцами», когда я научилась не вести себя по-детски.
Чтобы уж закончить с этим, скажу: каким-то чудом мне удалось-таки втиснуть сокращенный рассказ в тот номер «Эсквайра». Через пару месяцев после этого – Тони как в воду глядел – мой защитник Терри Макдонелл действительно ушел с поста главного редактора журнала. Ранее отобранные им статьи и рассказы так никогда и не увидели света. И мой рассказ разделил бы их судьбу, покоясь в братской могиле, не решись я тогда его сократить.
Но я, слава богу, его сократила, и все пошло по-другому, и у истории был счастливый конец – мой дебют состоялся. Рассказ привлек внимание литературного агента, она мне написала и с тех пор уже больше двадцати лет доброжелательно и умело направляет мою карьеру.
Вспоминая тот случай, я ежусь, думая о том, чего могла тогда лишиться. Взыграй во мне гордыня, возможно, и где-то (скорее всего, в ящике моего стола) существовал бы рассказ «Первые поселенцы» длиной десять страниц, никогда никем не прочитанный. Он остался бы первозданным и блестящим, как полированный гранит, ну а я бы до сих смешивала коктейли в баре.
Еще интересная штука: с тех пор как «Первые поселенцы» появились в «Эсквайре», я всерьез о них не вспоминала. Этот рассказ не был лучшим, что я в жизни написала. Даже близко не лежал. Мне много что предстояло сделать, и я окунулась в работу с головой. В конце концов, это были всего лишь «Первые поселенцы», а не священная реликвия. Рассказ был просто вещью – вещью, я сделала ее сама и полюбила ее, но потом переделала и снова полюбила, а потом напечатала и отложила, чтобы иметь возможность перейти к другим вещам.
Слава богу, я не позволила рассказу покончить со мной. Это было бы унылым и саморазрушительным актом мученичества – объявить свой текст неприкосновенным и отстаивать его нерушимость до самой его смерти. А я вместо этого сделала ставку на игру, уступчивость, гибкость, плутовство. Потому что хотела легкости в работе, хотела, чтобы короткий рассказ не превратился в могильный холмик, а стал дверью, ведущей в чудесную, большую новую жизнь.
Аккуратнее с чувством собственного достоинства, вот что я вам скажу.