— Дай Хуоти отведать горяченьких, а то гляди, унесет у тебя удачу на женихов, — велела мать Иро.
Иро подала Хуоти поджаристую пшенную калитку и шепнула:
— Леший!
— Спасибо, — улыбнулся Хуоти.
— На здоровье, — ответила хозяйка.
Доедая калитку, Хуоти вспомнил, зачем пришел.
— У вас баран на репище.
— Баран? — всполошилась хозяйка. — Олексей, сходи прогони, — велела она сыну.
Олексей у окна рассматривал картинки в старинной, пожелтевшей библии, которую принесла из старообрядческого скита тетя Окку. Она пришла на Ильин день в родной дом и сейчас сидела в черном платке рядом с Олексеем, разъясняя ему, что изображено на картинках.
— Ух! — Хуоти даже вздрогнул, взглянув на картинку, о которой рассказывала тетя Окку.
Картинка изображала ад. Рогатый, со сверкающими глазами, с копытами на ногах черт ворошил кочергой огонь, в красном пламени которого корчились грешники.
— Ну идите же скорей, выгоните барана, — торопила Паро.
Возвращаясь рано утром с колодца, Доариэ видела на репище того самого барана, которого вели с собой вчера шедшие в деревню гости. Кузьма Ахонен, известный латваярвский знахарь, целый год откармливал этого барана, чтобы зарезать на Ильин день. На склоне кладбищенской горы с незапамятных времен в Ильин день совершалось жертвоприношение. Черного, с белой отметиной на лбу барана приводили по очереди из разных деревень.
Когда Хуоти и Олексей прибежали на огород, никакого барана там уже не было. Они побежали на кладбищенскую гору.
Баран уже варился в большом котле. Хёкка-Хуотари сидел на корточках и подкладывал дрова в огонь. В качестве жреца выступал ключник и звонарь пирттиярвской часовни Срамппа-Самппа, чуть прихрамывающий сухонький старичок, у которого, что ни лето, обязательно медведь задирал либо корову, либо какую другую скотину. Он стоял у костра, обвязанный длинным, запачканным в крови полотенцем, и варил зарезанного барана. Вокруг толпилось много народу, главным образом мужики и мальчишки. Женщины стояли поодаль, так как они не имели права участвовать в священном обряде. Некоторые из мужиков расположились на травке и вели неторопливую беседу о земных делах.
— Слушай, вот ты бывалый таежник, знаешь, наверно… Как же медведи в лесу находят друг дружку, когда у них настает пора случки? — спросил Пулька-Поавила у Крикку-Карппы, который стоял, прислонившись спиной к обветшалой ограде кладбища и выпятив грудь с медной бляхой.
— М-да… — Крикку-Карппа усмехнулся, поглаживая клинышек седеющей бородки.
— Чего только бог не напридумает. И это дело он устраивает, — отозвался от костра Хёкка-Хуотари, краем уха услышавший вопрос Пульки-Поавилы.