В шесть пятнадцать в конюшне зажегся свет, конюхи поднимались и начинали работу. Через полчаса первые шесть лошадей выехали цепочкой из ворот и двинулись по дороге в, Поссет. В четверг тренировок на площадке не было – только езда по дороге.
Не успели они скрыться из виду, как во двор въехал Джад Уилсон на своем солидном «форде» и поставил его возле гаража для фургона. К нему подошел Касс, и они несколько минут стояли и разговаривали. Потом я увидел, как Джад Уилсон вернулся к гаражу и открыл тяжелые двойные двери, а Касс направился прямиком к стойлу Кандерстега, четвертому от угла.
Они собирались уезжать. Джад Уилсон вывел фургон на середину двора и опустил заднюю стенку. Касс завел лошадь в фургон и вышел, после чего стенка была поднята и закреплена. С минуту они стояли, выжидательно глядя на дом, из которого почти тут же появилась прихрамывающая фигура Хамбера.
Касс остался, а Хамбер и Джад Уилсон сели в фургон и поехали к воротам. Вся погрузка от начала до конца не заняла и пяти минут.
Я же тем временем отбросил одеяло и раскидал наваленные на мотоцикл ветки. Бинокль я повесил на шею и застегнул поверх него «молнию» кожаной куртки, надел шлем, перчатки и очки.
Хоть я и ожидал, что фургон поедет на север или запад, но все же обрадовался, когда так и случилось. Он свернул резко на запад и двинулся по дороге, пересекавшейся с той, возле которой расположился я.
Выкатив мотоцикл на дорогу, я завел его и, с удовольствием бросив сумку с надоевшей одеждой, рванул к перекрестку. Там я отъехал для безопасности на четверть мили и пронаблюдал, как фургон притормозил, повернул вправо, на север, и снова поехал быстрее.
Весь день я лежал в канаве и смотрел, как Эдамс, Хамбер и Джад Уилсон доводят Кандерстега до полного исступления.
Это было жестоко. Собственно, применяемый ими способ был так же прост, как и вся схема, и заключался главным образом в особой планировке маленького поля площадью в пару акров. Высокая тонкая живая изгородь, окружающая поле, была обтянута проволокой примерно до уровня плеч. Проволока была прочная, но не колючая. На расстоянии пятнадцати футов шла вторая, внутренняя изгородь, состоящая из крепких столбов и перекладин, от солнца и дождя приобретших приятный серо-коричневый цвет. На первый взгляд все это ничем не отличалось от обычного устройства племенных ферм, где жеребят защищают деревянным внутренним забором, чтобы они не поранились о проволоку. Только вот углы внутренней ограды были закруглены, так что в результате получилось нечто вроде беговой дорожки в миниатюре.