счел бы своим долгом вызвать Анатоля на дуэль, и кто знает, чем это могло бы кончиться.
60
Но есть еще один человек, для которого вся история Наташи и Анатоля — страшный удар. И
этого-то человека призывает Марья Дмитриевна, потому что он друг Наташи и друг князя Андрея,
потому что он честен, добр и ему можно доверить тайну.
Этот человек — Пьер. В те быстрые дни, когда Элен, используя его имя, сводила Наташу с
Анатолем, Пьер уезжал в Тверь. Если бы он был в салоне Элен в тот вечер, когда туда пригласили
Наташу. . Но его не было.
Как жил Пьер эти последние три года? Мы расстались с ним в Лысых Горах, куда его при-
вез князь Андрей; он полюбился всем, даже старому князю; он был полон сил и увлечен своей ма-
сонской деятельностью. Но разговор с князем Андреем произвел на него впечатление. Вернувшись в
Петербург, он пристальнее всмотрелся в масонов. По-прежнему он стоял во главе петербургской ложи,
вербовал членов, давал деньги. Но постепенно он «начал чувствовать, как та почва масонства, на кото-
рой он стоял, тем более уходила из-под его ног, чем тверже он старался стать на ней...»
Он уже понял, что есть среди масонов люди, «ни во что не верующие, ничего не желающие и
поступавшие в масонство только для сближения с молодыми, богатыми и сильными по связям и
знатности братьями, которых весьма много было в ложе».
В сущности, с этого начался его разрыв с масонством, хотя он оставался в ложе, по-прежне-
му уважал Баздеева, слушался его и советовался с ним. Но Пьер опять испытал безысходную тоску, и
снова его мучил все тот же вопрос: как жить?
Он смирился: «перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в
клуб, стал опять много пить... Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только
приехал из-за границы, кто-нибудь сказал бы ему, что... его колея давно пробита... и что, как он ни
вертись, он будет тем, чем были все в его положении... вот он, богатый муж неверной жены, камергер
в отставке, любящий покушать, выпить и, расстегнувшись, побранить слегка правительство...»
Но еще большие испытания предстояли ему, и боль шие горести, и большая любовь. Сам
того не зная, он всю свою жизнь любил Наташу — с тех пор, как он, двадцатилетний, нелепый, си -
дел за парадным столом у Ростовых, и взгляд «смешной оживленной девочки» иногда обращался на
него; с тех пор, как он танцевал с этой девочкой, играющей в большую, и она руководила им, не
давая спутать фигуры, — с тех пор он любил одну ее. Поэтому он так зорко увидел то важное, что
происходило между нею и Болконским, и радовался его счастью, и, сам не зная, отчего, мрачнел, и без-