лимо пробивается через его собственные теории.
Если Багратион, не отдавая никаких приказаний, только подчиняется «необходимости, слу-
чайности и воле частных начальников», то почему тогда князю Андрею так радостно видеть на его не-
подвижном лице то же выражение, что и на лицах всех солдат и офицеров? Почему, заметив ста-
рую, каких теперь не носят, шпагу Багратиона, князь Андрей «вспомнил рассказ о том, как Су-
воров в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это
воспоминание»? Почему, наконец, «начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Ба-
гратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились
оживленнее в его присутствии»?
Потому что Толстой-художник опровергает философию Толстого. Вот как он описывает Багра-
тиона в разгар сражения: «Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая
26
бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было
ни невыспавшихся, тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястреби-
ные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед...»
Если воля отдельного человека ничего не решает, то зачем Багратион, проговорив: «С богом!»
и «слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неров-
ному полю» — и потом, оглянувшись, закричал: «Ура!»?
Затем, что этим он подал сигнал к атаке: «Обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройно,
но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами».
Князь Андрей, испытывая большое счастье, шел рядом с Багратионом, следом шли другие офи-
церы и солдаты, началась атака русских, и воля крепкого человека с темным лицом и ястребиными
глазами стала волей истории.
13. МУЖЕСТВО
В первой же главе — точнее, в первой же фразе о войне 1805года Толстой вполне отчетливо
дал понять, что война эта не нужна ни австрийскому, ни русскому народу и тем отличается от буду-
щей Отечественной войны 1812 года.
В учебнике истории мы читаем, что такие войны называются несправедливыми, в отличие от
справедливых войн, когда народ встает на защиту своей Родины.
Так почему же тогда нам все-таки важно знать, что и в этой войне наши предки с честью вы-
держали натиск французов, и горько нам будет читать о позоре Аустерлица, и мы такрадуемся,
узнав о мужестве русских солдат, признанном самим Наполеоном?
По многим причинам, и одна из них — та, что война 1805 года оказалась подготовкой, про-