останется... Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и все...»
Так кричал Николай Ростов в 1807 году — казалось бы, что же тут страшного: солдат и правда
должен подчиняться приказу. Но в эпилоге романа Николай скажет Пьеру: «Вели мне сейчас Аракче-
ев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду». 14 декабря он м о г
бы выйти на Сенатскую площадь с д р у г о й с т о р о н ы , с теми, кто защищал царя, не размыш-
ляя. Это могло бы произойти, потому что совсем еще молодым он запретил себе то, что человек обя-
зан делать всю жизнь, — думать над каждым своим поступком, думать и о том, что происхо -
дит на его глазах.
7. ПОЛКОВНИК БЕРГ
Зачем он ЕЗЯЛ шпагу в левую руку, когда его ранили в правую, и пошел вперед?
Берг напоминает Молчалина: у того два качества — умеренность и аккуратность», этот, в свою
очередь, «во время похода получив роту, успел своею исполнительностью и аккуратностью заслу-
жить доверие начальства». (Курсив мой. — Н. Д.) Действительно, Молчалин и Берг — одного
толка чиновники. Но люди они разные, и, может быть, Берг сложнее.
Мы еще не знакомы с ним, когда слышим впервые его имя, — Наташа, «разгорячась», гово-
рит Вере:
«У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем... Ты кокетничай с Бергом сколько хо -
чешь...»
Уже то, что с Бергом кокетничает Вера — красивая, холодная, спокойная Вера, всегда говоря-
щая неприятные вещи, так непохожая на остальных Ростовых, — уже одно это настораживает.
Но вот и он сам — «свежий, розовый... безупречно вымытый, застегнутый и причесанный» —
сидит в кабинете старого графа Ростова и «розовыми губами» выпускает дымок «из красивого
рта».
50
Берг неприятен нам сразу, как неприятен Толстому, и он не изменится; с первых страниц до
последних он останется тем же аккуратным, рассудительным, чисто вымытым розовым офицером;
только чины его будут меняться.
«Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его од-
ного; он всегда спокойно молчал, когда говорили о чем-нибудь, не имеющем прямого к нему отноше-
ния... Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удо-
вольствием».
Все его рассказы — это рассуждения вслух о своей выгоде: «Будь я в кавалерии, я бы полу-
чал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести
тридцать...», «Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю...
Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна».