Публика захлопала: ободряют. В первом ряду семья, хлопают изо всех сил. Улыбаются.
— Ну давай, дедушка: и раз, и два, и три!
Ему было странно слышать себя. Как будто это не он играл, а сам композитор Ребиков, долговязый усатый дядька в пенсне. Легко, правильно, чувствительно. Краем глаза любовался внучкой. Она была серьезна, уверенна. Морщила лоб, тихо подпевала мелодию, как будто и не слышала никого, — она и рояль. Дед удивился: какая незнакомая сила проснулась в ней.
Ну, отыграли. Можно теперь и в зал посмотреть.
— Дедушка, ты плачешь?
— Надо же, лет двадцать уже как глаза сухие, а тут на тебе!
«Оттаял», — подумал дед и засмеялся.