– Без надежды, – продолжает он, – нет роста. Без роста нет жизни.
Он выходит на знакомую дорогу, наращивая силу голоса. Он отбивает мяч ногой, подбрасывает его вверх. Став президентом, он все изменит. Разгонит лоббистов. Будет сперва разговаривать, а потом стрелять. Будет прислушиваться к мнению советников, к мнению народа.
– Мы не для того живем на земле, – говорит он, – чтобы убивать и топтать друг друга. Мы пришли на землю не ради богатства или возведения стен. Мы здесь, чтобы заботиться друг о друге, создавать семьи, растить детей.
Он сходит с подиума, делает шаг вперед. Ему хочется быть ближе к ним, ощутить раскачивающиеся перед ним руки.
– Мы здесь… – говорит он и вдруг чувствует удар в грудь. Звук слышит чуть позже: металлический щелчок, отдавшийся эхом по залу.
Он делает шаг назад, пытаясь удержаться на ногах. Вторая пуля бьет в шею. Он роняет микрофон, и мир вокруг опрокидывается. Сцена жестко встречает его, ломает запястье. Он лежит на ней, истекая кровью. Шесть секунд назад он говорил. Шесть секунд назад он шел навстречу концу. Теперь он теряет жизнь, видит, как она брызжет из него багровой дугой. Он тянется к горлу, хочет зажать струю, но в руке нет силы.
Подбегает жена, наклоняется к нему. Ларри с Фрэнком стоят над ним, обнажив оружие. Фрэнк кричит себе в запястье и вертит головой, шарит взглядом по толпе.
«Не так», – думает он, когда Рэйчел падает рядом с ним на колени. Он вспоминает, что дети дома с бабушкой. Надеется, что они не видят. Вспоминает сына, Натана. Последние секунды борьбы с ледяной водой.
«Папа тебя достал, – сказал он, вытащив мальчика из пруда. Его маленькое личико посинело, руки и ноги обвисли. – Папа тебя достал».
Смерть приходит к каждому. Сейчас очередь Джея Сигрэма.
– Пол! – позвал Мюррей.
Я огляделся. Я стоял на пустой сцене. Тяжелые люстры над головой, сдвинутый к кулисам занавес. Кроме меня и Мюррея, в театре никого. Я подумал о Джоне Вилксе Буте, выскочившем из ложи Линкольна в театре Форда, приземлившемся на сцену и сломавшем себе ногу. Я подумал, как он замер перед потрясенными зрителями – актер, упивающийся кульминацией сцены. Даже со сломанной ногой он встал, чтобы крикнуть: «Sic semper tyrannis!»
Так всегда с тиранами…
Политика всегда напоминала театр. Медицина тоже. Операции когда-то собирали зрителей: врач вскрывал ножом человеческое тело перед десятками любопытных. Операционная тогда называлась операционным театром.
– Пол, – повторил Мюррей.
Он стоял в оркестровой яме, глядя на меня, бессознательно заняв то самое место, где стоял мой сын, а я встал на место Сигрэма. Это было в природе зала – так гостей неизменно тянет к кухне.