В побежденной Германии англо-американские оккупанты преследовали “нацизм”, а в Японии, за отсутствием там нацизма, пытались таким же образом прижимать синтоизм, но потом постепенно бросили это занятие. Так при желании можно придраться и к исламу за проповедь джихада. С этого и начинаются религиозные войны, об опасности которых предупреждал Молотов. И сегодня, когда у нас устраивают судилище над Коммунистической партией, что это, как не очередная попытка уничтожить идеологию силой? Настораживает и словечко “еретики” в лексиконе А.Невзорова – это тоже пахнет кострами, тоже грозит религиозными войнами.
Ж.Тириар называет германо-советский пакт 1939 года “самым разумным из всего того, что было сделано в геополитической дипломатии за последний век” (“Консьянс эропьен”, июль 1984). С его точки зрения, “противоестественным” был не союз Сталина с Гитлером, а союз СССР с западными демократиями.
Вспомним, что еще в 1930 году Троцкий обвинял Сталина в “национал-социализме” (Моя жизнь, II, с.172). Сотрудник министерства иностранных дел Германии Ю.Шнурре в своем меморандуме от 27 июля 1939 года, обращал внимание своих шефов на то, что “слияние большевизма с национальной историей России, выражающееся в прославлении великих русских людей и подвигов (празднование годовщины Полтавской битвы Петра Первого, битвы на Чудском озере Александра Невского) изменили интернациональный характер большевизма” (СССР-Германия 1939-1941, ч. 1, с.24). Граф Чиано, министр иностранных дел Италии и зять Муссолини, тоже отмечал, что Советский Союз порвал с интернационализмом и пришел к своего рода “славянскому фашизму”. Социализм в Советском Союзе к концу 30-х годов, действительно, на глазах обретал явственные черты национал-социализма, который представляет собой единственную жизнеспособную форму социализма. Союз двух национал-социализмов и вправду был вполне естественным. Почему же он распался?
Взаимное сближение после многолетней пропагандистской войны было очень трудным, оно осложнялось обоюдными подозрениями, и в конце концов подозрения с немецкой стороны взяли верх над стремлением к сотрудничеству. Поворотным пунктом стали переговоры Молотова в Берлине в ноябре 1940 года.
В ходе этих переговоров Гитлер пытался убедить Молотова в том, что Ьдва великих народа Европы добьются большего, если они будут держаться вместе, чем если они будут действовать друг против друга” (СССР- Германия 193-1941, ч.2, с.104). “Чем больше Германия и Россия, стоя спиной к спине, преуспеют в борьбе против внешнего мира, тем большими будут их успехи в будущем, и те же успехи будут меньшими, если две страны встанут друг против друга” (там же, с.113-114). Но в то же время Гитлер выразил обеспокоенность в связи с притязаниями СССР не только на Северную, но и на Южную Буковину и угрозой новой войны СССР против Финляндии. Молотов выразил удивление, почему эта возможная война так беспокоит немцев, а по вопросу о Румынии пошел в контратаку, заявив, что гарантии, принятые Румынией от Германии и Италии, направлены против интересов СССР. Словом, на смену гибкости, проявленной в 1939 году, пришла совершенно недипломатичная жесткость. Но попытка давить на Гитлера принесла обратный результат: 18 декабря 1940 года была подписана директива 21 (план Барбаросса).