Поскольку таверна, судя по всему, была открыта, мне как бывалому репортеру не понадобилось набираться дерзости для того, чтобы усесться за длинный стол и заказать сидр. Здоровяк в черном показался мне очень сведущим человеком, особенно в том, что касалось местных памятников старины. Коротышка в одежде католического священника удивил меня еще большей ученостью, хотя он был гораздо менее словоохотлив. Мы хорошо поладили друг с другом, но третий – пожилой джентльмен в узких брюках – держался надменно и выглядел довольно замкнутым, пока я не коснулся темы о герцоге Эксмуре и его родословной.
Мне показалось, что этот предмет немного смутил двух других собеседников, зато помог нарушить молчание третьего. Со сдержанным выговором высокообразованного джентльмена и время от времени попыхивая своей длинной трубкой, он поведал несколько самых ужасных историй, какие мне только приходилось слышать: о том, как один из Эйров в былые года повесил собственного отца, а другой приказал бичевать свою жену, привязанную к задку телеги, которую протащили через всю деревню. Третий поджег церковь, полную детей, и так далее.
Разумеется, некоторые из этих историй не годятся для печати, в том числе предание об «алых монахинях», жуткий рассказ про пятнистую собаку или о том, что было совершено в каменоломне. И весь этот перечень злодеяний непринужденно слетал с его тонких, чопорно поджатых губ, а в промежутках он потягивал вино из высокого, узкого бокала.
Здоровяк, сидевший напротив меня, явно хотел сменить тему, но он, очевидно, питал глубокое уважение к пожилому джентльмену и не осмеливался резко прерывать его. А маленький священник на другом краю, хотя и не выказывал признаков смущения, пристально смотрел в стол и как будто испытывал душевную боль от повествования, что было вполне естественно.
– Кажется, вы не испытываете большой приязни к родословной Эксмуров, – обратился я к рассказчику.
Некоторое время он смотрел на меня, еще сильнее поджав побелевшие губы, потом вдруг сломал свою длинную трубку, разбил бокал и выпрямился во весь рост, являя собой картину безупречного джентльмена, охваченного пламенным гневом.
– Эти джентльмены скажут вам, есть ли у меня причины любить их, – ответил он. – Проклятие Эйров тяжким бременем лежит на этих местах, и многие пострадали от него. Эти джентльмены знают, что никто не пострадал больше, чем я.
С этими словам он раздавил каблуком упавший осколок бокала и удалился в зеленоватых сумерках между мерцающими стволами яблоневых деревьев.
– Чрезвычайно необыкновенный джентльмен, – обратился я к оставшимся. – Вы действительно знаете, какой вред ему причинил род Эксмуров? Кто он такой?