Марина разложила каждому, включая себя, по куску торта, разлила кофе.
— Ты учишься? — Спросила она Мишу. — Работаешь?
— Учусь. В МГУ, на первом курсе, на экономическом.
— А я МГУ закончил. — Сказал Гена. — Философский только. Теперь самое время из страны мотать. Куда — еще не решил, но думаю, вырвусь…
— Конечно, вырвешься, — сказал Артур. — Философы везде требуются…
Гена бросил на него злой взгляд.
— …Правда, вот, в канадское, в американское подал — не хотят брать.
— Взятку дать нужно. — Марина посмотрела на него. — У меня знакомые, семья, пятьдесят тысяч в канадском дали кому-то — в Торонто сейчас живут.
— Взятку надо знать, кому давать. Просто так не придешь, не сунешь.
— Логично.
— Скажи им, что ты скотоложник. — Предложил Артур. — Серьезно. Попробуй. Они таких любят. Все говно к себе гребут. Скажи им, что тебе статья грозит — «Развратные действия в отношении крупнорогатого скота». Скажи, что на Колыму хотят сослать. В кандалах.
— Запад — это оплот справедливости. — Сказал Гена, убежденно глядя на свой кусок торта. — Здесь справедливости нет, там есть. На Западе люди сыты, одеты, обуты. И отношения между людьми там совсем другие. Там человек человеку — это человек, а не скотина.
— Ты был на Западе? — Спросила Марина.
— Нет, но я в фильмах видел.
— Так, что ж они тебя не возьмут — если такие справедливые? — Это сказал Артур.
Гена посмотрел в скатерть.
— Посольства виноваты. Там — сволочи все, русские сволочи. Я, когда заходил в посольства эти: понять не мог — все кругом по русски базарят. Понабрали русских — вот те и делают, что привыкли: произвол, бюрократия, взяточничество. Но американцы — не такие! И канадцы тоже. Они не знают, что в посольствах творится. На Западе любой честный человек может смело правду сказать. Там люди чище нас гораздо. Внутри чище. У нас воспитание коммунистическое. Или православное, что без разницы. Нам, каждому, надо лет по пятьдесят прожить на Западе, чтобы излечиться. И не общаться там ни с кем из русских. Русскость — это зараза, болезнь тяжелая. В нас, в каждом, православный коммунист-фашист сидит.
— В тебе тоже сидит? — Спросила Марина.
Гена печально кивнул.
— В каждом сидит, без исключения. Но мой — дохлый очень. Я его душу каждый день.
— А, вдруг, ты приедешь в эти США, а там все то же самое — такие же кругом сволочи? Тогда что? На Луну полетишь?…
— Этого не может быть. — Сказал Гена твердо. — В Запад я верю. Это мой бог, моя религия.
— Вера, а с тобой что? — Повернулась к ней Марина. — Ты заболела?
Вера покачала головой, вымученно улыбнулась. Миша видел, как она взяла себя в руки.