Азиатский базар представлялся мне уникальным явлением – шумным и пестрым, как одеяния красоток с раскосыми глазами. На самом деле он оказался достаточно неприглядным зрелищем. Отсутствие какой бы то ни было санитарии и однообразный ассортимент. Мед, овощи, арбузы, дыни, пряности и масса продавцов газированной воды – жарко все-таки. Просто удивительно, как эти же самые вкусности дорожают на челябинском рынке. Немного успокоил бухарский базар. Там оказались и кузнечные ряды, где на моих глазах отковали пару длинных и широких ножей, называемых здесь "пчак". Заплатил я за эти ножи довольно кругленькую сумму – а все из-за неумения торговаться.
О, торговля – искусство говорить чепуху, честно глядя в глаза. На среднеазиатском базаре можно не сомневаться, что указанная на ценнике сумма превышает требуемую примерно в два раза. Впрочем, бывают и исключения. Помнится, торговка персиками на бухарском базаре показала знаками, что одна единица ее товара стоят 40 сумов. Посчитав (как любой неизбалованный фруктами уралец) рубль за персик приемлемой ценой, я выдал ей 120 сумов и был приятно удивлен, когда в пакет было высыпано 3 килограмма сочных фруктов...
Каждый участник экспедиции получил на руки минимальную месячную зарплату узбекского рабочего – 3000 сумов и шесть часов на разграбление города. Прогулять эти деньги в бесчисленных ташкентских кабачках можно за полчаса, ибо цены на ликеро-водочную и сопутствующую продукцию сопоставимы с российскими, зато на базаре за эти же деньги можно забить дынями кузов «Газели».
Несмотря ни на что, восточный базар был и остается культурным и деловым центром города. Административный центр принадлежит миру капитала и весь изукрашен рекламными планшетами. Экзотический вид рекламе той же "Кока-Колы" придает лишь фото группы молодежи в тюбетейках, радостно поглощающей газировку. А вот вокруг базара сосредоточены дешевые кафешки и магазины для туристов – владения хитроумных правнуков Ходжи Насреддина. В одном из них мне попытались всучить фальшивый римский динарий из свинца и кучку российских монет, побывавших в пожаре. Продавец уверял, что это алтыны и гривны, чеканенные чуть ли не при Владимире Красное Солнышко... Но дыхание времени я ощутил только в Бухаре.
Два с половиной тысячелетия никак не отразились на облике города. Узенькие улочки, на одной из которых мы, к своему изумлению, наткнулись на шикарную дверь с табличкой "Гостиница Sasha & Son". Отреставрированные и потому блистающие глазурью мозаик минареты. И даже новые здания строят, подражая старинным медресе и мечетям. Но все равно халтурят и просто обкладывают кирпичом бетонный "скелет". В Бухаре мы побывали на пути домой. 45-градусная жара колыхала в воздухе очертания гостиницы "Интурист". На площади перед гостиницей симпатичные девушки по команде разворачивали полотнища с лозунгами на узбекском – страна готовилась к празднованию Дня независимости. Подкрашены тысячи плакатов вдоль дорог с изречениями, подписанными "И. Каримов" (жалею, что не знаю узбекского), фасады многоэтажек украшены панно из лампочек. В общем, с идеологической платформой в Узбекистане все в порядке. Наши соседи стали настолько независимы, что на второй день экономического кризиса из российских купюр можно было делать самолетики – настолько стала низкой их стоимость по отношению к национальной валюте. Складывалось впечатление, что ни на узбекские сумы, ни на казахские тэнге взлет курса доллара никак не повлиял. Дошло до того, что в сотне километров от российско-казахской границы три бутылки скверного пива стоили 50 рублей. Из этого хаоса цен нас вытянул только неприкосновенный запас долларов в "общественном фонде" экспедиции. Весь этот финансовый ужас нам пришлось пережить значительно позже. Пока же мы просто сидели в небольшой чайхане, где официант ежеминутно подбегал и осведомлялся в полупоклоне, можно ли уже принести кофе и все ли было вкусно. Даже стало забываться, как месяц назад однажды утром я открыл глаза и увидел в окне автобуса дорожный указатель "Бойсун"...