Тогда как из рассказов моего покровителя неожиданно выяснилось, что «бывшие» создали за границей необъятный материк российской взаимопомощи и культуры, обитатели которого выпускают уйму газет, журналов, книг,[203] показывают русский балет и театр, организовали фабрики, школы, гимназии и даже университеты.[204] Но хорошо там, где меня нет, то есть в Париже, Праге, Харбине, Сан-Франциско. Тогда как Хельсинки хоть и будущая родина Линус Торвальдса и Nokia,[205] но сейчас – суть колониальная дыра с деревянными домами и лошадиным навозом на улицах, население которой едва дотягивает до пары сотен тысяч человек – то есть раз в десять меньше большевистского Ленинграда. Только в «каменном центре», вокруг порта, кое-как теплится настоящая городская жизнь – со звоном трамваев и гудками авто.
Русских газет в столице Финляндии не издается ни одной, не выживают по тривиальным экономическим причинам. Зато кроме насквозь официального «Особого комитета» тут имеется целых два организованно враждующих друг с другом сообщества соотечественников: «Русское купеческое общество» и «Русский клуб». Последний считается более простым и демократичным, но с точки зрения материальных фондов имеет место схожесть уровня однояйцевых близнецов: имеется библиотека, в которую участники жертвуют ненужную макулатуру, бильярд для мужских разговоров, карточная комната для женских сплетен, зал для представлений или лекций, а также ресторан, позволяющий сводить баланс заведения хотя бы к нулю.
Таким образом, господин Цейдлер не видел особых проблем в моей интеграции:
– Мой юный друг, приходите-ка назавтра к вечеру в клуб, часикам эдак к семи-восьми, и непременно застанете все гельсингфорское общество. Только, ради бога, не переживайте, там исключительно интеллигентные люди, я уверен, они с пониманием отнесутся к вашей ситуации. Вместе обязательно что-нибудь придумаем, вот увидите!
По понятным причинам я не разделял его оптимизма, но и совсем отказываться от визита не видел резона. Достаточно повидал «их благородиев» на Шпалерке да в Кемперпункте, успел понять, что привычный по книгам и фильмам 21-го века «высокий» образ не слишком соответствует реальности: слишком много среди обладателей дворянского статуса людей откровенно бедных, худо образованных и никуда не годно воспитанных. На высоте лишь один параметр – самомнение. То есть, с поправкой на десять лет жизни при советской власти, у меня не так и много шансов сойти за своего. С другой стороны, если совсем припрут, тут ГПУ нет – сошлюсь на тяжелое детство, восьмибитные игрушки и сбои в ПЗУ, сирень любимую режиссерами сериалов амнезию.