Зато вернулся слух:
– Кро-ви! Кро-ви! Кро-ви! – дружным хором скандировали звонкие детские голоса.
– Казнить! Проклятого! Троцкиста! – отдельные, несущиеся со всех сторон выкрики неожиданно собрались в цельную и крайне неприятную фразу.
– Он враг народа! – вдруг вытеснил все противный женский визг. – Четвертуем бешеную собаку!
С огромным трудом, буквально разрывая шею, я сумел приподнять голову чуть выше и взглянул вперед. Над беснующейся в ожидании расправы толпой нависала красная, как запекшаяся кровь, зубчатая кирпичная стена. Чуть ближе, в ее тени, торчали полированные грани неуклюжей кубической махины Мавзолея. Длинный ряд ответственных руководителей на трибуне сливался в серую ленту, однако торчащая посередине стойка микрофонов безошибочно выдавала местоположение Хозяина.
– Ну что, товарищи, не пора ли нам казнить изменника социалистической родины? – раскатился по площади громовой вопрос. Характерный акцент не оставлял сомнений:
– Сталин! – просипел я.
– Казнить, казнить, казнить! – эхом откликнулась толпа.
– Наши цели ясны, задачи определены, – легко согласился «вождь всех времен и народов». Картинно заложив руку за обшлаг шинели и чуть нагнувшись вперед, он доверительно добавил: – За работу, товарищи![252]
– Ура! Ура! Ура! – дружно оскалились головы широких народных масс.
Вращение колеса подо мной наконец-то прекратилось, откуда-то сбоку вылез здоровенный детина в нелепом черном колпаке на голове и с огромной ржавой секирой в руках.
– Ну что, сердешный, – пробасил он, – готовься, будет больно.
И тут же, не примериваясь, почти без замаха, рубанул ногу где-то пониже колена. Хрясь! Хлестанул по нервам вал боли, во рту захрустели осколки сломанных о кляп зубов. Хрясь! Соленая кровь залила горло, а потом с криком вылетела алым фонтаном вверх изо рта. Хрясь! Исчезла рука, но грамотно привязанное к колесу тело не смогло извернуться от следующего удара. Хрясь! Сознание наконец-то покатилось в спасительную черноту небытия.
Вдруг прямо перед моими глазами появилось смутно знакомое лицо, круглое, почти лысое и в пенсне.
– Зря ты так, гражданин Коршунов, – голос сочился подозрительным состраданием. – Нет бы свалил за океан воплощать великую американскую мечту, нашел себе крепкозадую девку, да наживал добро в свое удовольствие. Так ведь нет! Решил, что покажешь красивые картинки на куске пластика и тебя враз сделают советником нашего любимого и дорогого вождя? Ха-ха! Так получи же заслуженный приговор, проклятый прогрессор!
Лицо исчезло, но я успел заметить, как тускло блеснула над головой летящая вниз сталь.