Значительно менее Дика, убежденная риторикой Фэта, Дорис задала себе этот вопрос только из приличия. Это несколько охладило пыл Фила. Но весной 1975 года его любовь вспыхнула с новой силой, и на этот раз переросла в настоящую страсть, когда выяснилось, что у Дорис рак лимфатического узла. Он хотел жить с ней, заботиться о ней, никогда ее не покидать. «А Тесса?», — возражала Дорис, которой ее религиозность не позволяла легкомысленно относиться к брачным узам. Она не разрешила Дику покинуть семейный очаг, но они постоянно виделись. Вернувшись вечером домой, Фил только и говорил что о болезни Дорис, о набожности Дорис, о безропотности Дорис. Сомнения Дорис относительно его миссии были забыты, или же он благодарил ее за спасительный урок смирения. Ничьи волосы так не возбуждали его, как парик, что Дорис носила после курса химиотерапии.
В конце концов жена, не выдержав, ушла сама, забрав с собой Кристофера. Дик в тот момент, когда его юный шурин явился за вещами Тессы, как раз что-то обсуждал с Тимом Пауэрсом. По свидетельству того, Фил нисколько не переживал и успокоил Пауэрса, который о нем беспокоился, вежливо выпроводив гостя домой. Вечером Дик выпил сорок девять таблеток дигиталина, тридцать пакетиков либрия, шестьдесят — агресолина, порезал себе вены и лег спать в гараже, заперев дверь изнутри и включив мотор автомобиля.
Из-за неисправности зажигания мотор заглох. Фил не собирался умирать в неудобстве, и поняв, что выхлопной газ его не усыпит, поднялся наверх и дотащился до кровати. Немного позже дверь в его дом была выбита приехавшими врачами. Пребывая в смятенном состоянии, Дик попросил в аптеке соответствующим голосом новую порцию либрия, а фармацевт счел нужным предупредить медиков. Позднее Дик говорил, что ему следовало бы написать диссертацию о фармацевтах, столько раз помогавшим ему в жизни.
После промывания желудка его поместили в реанимацию. Лежа на спине, Дик разглядывал монитор с энцефалограммой, стоявший у него в изголовье. Сияющая и спокойная линия, которая беспрестанно пересекала черный экран, — это был он. Неясные мысли пробегали в его оцепенелом мозгу неровными, мелкими скачками. Фил погрузился в этот спектакль, попытался изменить изгибы линии, контролируя свой мозг подобно тому, как управляют игрушечной машиной. В какой-то момент промежутки между изгибами увеличились, линия стала прямой. Ему казалось, что он довольно долго разглядывал эту прямую, явно обозначающую, что он мертв. Затем она вновь, как бы сожалея, обрела свой синусоидальный облик.