- Что вам угодно?
- Гаджи-Али здесь живет?
- Да, здесь.
- Он дома?
- Дома.
- Я хотел бы его видеть.
- А кто вы?
- Я его брат.
Девушка с удивлением оглядела меня. Не зная ее, я не мог назвать другое имя.
- Если так, - нерешительно сказала она, - то подождите минуточку, я сообщу гаджи.
Девушка ушла. Через минуту вышел ко мне сам Гаджи-Али; за ним шла та же девушка. Я назвался. Обнялись, поцеловались.
- Он на самом деле твой дядя, - сказал Гаджи-Али девушке. - Он мне ближе родного брата.
Девушка протянула мне руку, и они оба, взяв меня под руки, провели в большую комнату, напоминавшую приемную богатого француза.
Они еще не пили утреннего чая. Мы прошли в столовую. На столе были расставлены всевозможные печенья.
Отказавшись от еды, я попросил чаю. Девушка принесла мне чай и лимонный сироп в красивом флакончике. - Я капнул несколько капель сиропа в стакан. Чай был на редкость вкусный.
Позвав слугу, Гаджи-Али что-то шепнул ему на ухо и отпустил. Чаепитие кончилось. Гаджи-Али разрешил дочери уйти.
Дочь Гаджи-Али училась в американском колледже.
Ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Высокого роста, полная, с большими черными глазами, светлым лицом и румяными щеками в оправе черных волос, она представляла из себя подлинный тип тавризской красавицы.
Первая во всем городе начав ходить открыто, она подвергалась всевозможным оскорблениям. Задевать ее на улице, пошло объясняться ей в любви, делать гнусные предложения - вошло в привычку тавризцев.
Она выдержала все это и отвергла требование моллы накинуть на себя чадру. Тавризские фанатики несколько раз угрожали ей смертью, запрещая ходить в американскую школу. Тавризский поэт Сарраф посвятил ей целый ряд любовных стихов, и девушка сохранила их у себя. Вот одно из них:
"Не распускай удил коня кокетства, - я жертва твоей головы!
Не играй бровью над черным глазом, - я жертва черных очей
и бровей!
Я несчастная темная туча, ты же ранняя весна.
Плакать должен я, ты не плачь - я жертва слез твоих глаз!
Ты хрусталь, в твоей чистой груди каменное сердце.
Источник моей жизни - жертва камня в твоей груди.
Кокетство твое, как страж, стоит и говорит "не подходи!"
Во владеньях души твоей царя-царей, стража я - жертва!
Если бы ты хоть с маковинку имела влечение к Саррафу,
Все, чем я владею, - жертва одной этой маковинки!
Немного спустя, собрались Машади-Аббас-Али - торговец сахаром, Юсуф меховщик, Ших-Мамед-Али - мясник, Аскер - содержатель кофейни и другие. Они принадлежали к руководящим лицам тавризской революции. Познакомились. После долгой беседы я сказал им о своем желании повидаться с мучтеидом Сигатульисламом. Гаджи-Али и Мешади-Аббас-Али сообщили, что он ничего общего с революцией не имеет, но, видя мой интерес к этой особе, согласились устроить мне встречу с ним.