Очень-очень хочу.
Не знаю, что со мной этим утром.
И вдруг понимаю: я – наконец-то! – что-то заслужил! Разве мало сделано? Скольким людям я помог – хотя бы чуть-чуть! А тех, кого следовало наказать, – наказал. Хотя причинение боли живому существу – вовсе не то дело, которым хочется гордиться.
«Ну разве я не заслужил хоть малюсенького, но поощрения? – думаю я. – Что, от Одри убудет, если она полюбит меня хотя бы на секунду?» Да нет, все понятно и очевидно: ничего не произойдет. Она меня не поцелует. Дотронется в лучшем случае. А я буду бегать по городу, получать по морде и под дых, на мне и дальше будут оттаптываться все кому не лень. И что мне за это будет? А, Эд Кеннеди? Какова твоя награда за усилия?
А я вам отвечу.
Нету ее, этой награды. Не предусмотрена.
Впрочем, я не совсем честен.
Это ложь, и будь я проклят, если продолжу врать самому себе. Нет, все. Хватит. Это мы уже проходили. Все осталось позади, ведь я выполнил задания туза крестей.
Хватит.
Хватит скулить.
И тогда я совершаю абсолютно дурацкий поступок.
Меня вдруг поднимает со стула, я подхожу к Одри и целую ее. Сбывается моя мечта: ее красные губы касаются моих, наше дыхание попадает в такт, глаза закрыты, но вся она – как на ладони: мысли, чувства. Они врываются в меня, обтекают со всех сторон, пролетают над головой – а меня бросает то в жар, то в холод, и ноги подгибаются, как у подстреленного.
Я убит – навылет – поцелуем. А потом наши губы отрываются друг от друга. В образовавшуюся между мной и Одри пустоту осторожно прокрадывается тишина.
Во рту – вкус крови.
А потом я вижу кровь на губах у Одри – и удивление на ее лице.
О боже правый, у меня даже поцеловаться как следует не получилось! Я замазал ее кровью с разбитой губы!
Закрыть глаза.
Крепко-накрепко закрыть.
И тихо сказать:
– Одри, извини.
И отвернуться.
– Не знаю, что на меня нашло, я…
Слова иссякают. Очень предусмотрительно с их стороны. А мы с Одри стоим на кухне друг напротив друга.
У обоих на губах кровь.
Я принимаю ее решение, – она не хочет позволить себе любить меня. Но знает ли она, что никто и никогда не будет любить ее сильнее? Одри вытирает губы, я снова извиняюсь. А она вежливо улыбается, говорит, что ничего страшного. Просто не хочет портить сексом дружбу. Наверное, ей проще заниматься сексом, а не любовью. Не рискуя привязанностью. Что ж, если она не хочет, не желает любви – от кого бы то ни было, – я должен уважать ее выбор.
– Все в порядке, Эд, я не сержусь, – говорит Одри.
Она действительно не сердится.
Здорово все-таки, что мы с Одри всегда остаемся друзьями. Как-то оно так у нас хорошо получается – несмотря ни на что. Мы друзья – это факт. Однако мне кажется, это не навсегда. И надолго ли?