– Злой мальчик Серёжа, поступил бы ты тогда на мебельщика-краснодеревщика в Ленинград, жил бы долго и счастливо! И не убил бы никого.
– Спасибо за заботу, Папаша, – сказал Набис.
Яна фыркнула, показала Набису язык, и Папаша ушёл по эстакаде налево, к городу. Спрыгнув с эстакады в конце её, сразу исчез, хотя сворачивать там было некуда. Набис не удержался, сплюнул. К летающему пятиэтажному дому привыкнуть можно, а вот к Папаше или к глазам-грибам невозможно ни в какую. В баре видно нашли о чём поговорить. Ему пришлось прождать ещё час, он уже собрался лезть за портсигаром, когда пол под ногами и рифлёное железо за спиной всё-таки множественно загремели, завибрировали. Первым появился сам Николай Николаевич Петрович, хозяин, скупщик краденого, кормилец, поилец и вообще один из самых авторитетных людей в карантине. При виде Набиса он сделал вид, что удивлён и обрадован, сложив в соответствующую гримасу черты длинного большеротого рыла под американской кепкой с заметным трудом. Набис ненавидел его, чуял в нём мента и, как по сегодня видно, не ошибался. Фенимор с ним кружится, конечно, но по делам. Фенимор деловар.
(Вдруг ему пришло в живот, не стал ли лишним он свидетелем? предназначенным в расход? И у него в животе похолодело, так он пожалел, что Фенимор ушёл. Но тут же комок расслабился. Чуйка. Потенциально такую подляну Набис ощущал, например, в майоре Коростылёве, но не в полковнике. И точно не в Петровиче.)
За Петровичем повалили набисовские сопровождаемые, причём не с пустыми руками. Прапорщики в четыре руки несли фирменный Петровичев ящик для ништяка в количестве. Петрович пропустил их мимо себя, указуя рубящей ладонью на машину, к ней они и направились, ступая очень осторожно, с каблука-на-носок, очень смешно синхронно втянув головы, когда вышли под дождь. За ними вышел полковник. Во рту у него была незажжённая сигара, игрушечный автоматик был закинут за спину, а в руке он держал полуполный стакан. Добавить торчащие из сапог концы шёлковых портянок, и образ только что получившего оглушительную взятку военного чиновника можно было бы считать классическим. Выйдя, Блинчук остановился, достал сигару из рта и отхлебнул из стакана, наблюдая, как уже мокрые прапорщики грузят и приторачивают ящик на кузове сзади.
Тихо вышел майор Коростылёв, и за ним начали возникать честные трекеры, вышел Анаша, за Анашой – Штыков, за Штыковым сразу оба брата Малиновы, ещё кто-то за кем-то, кого Набис уже не разглядывал и не узнавал. Целая толпа вышла из бара! Набис поднялся со скамеечки и принял правей. К нему сразу же протолкался поздороваться и спросить закурить возбуждённый Костя Малинов, куркуль. Сбитый с толку количеством людей, Набис дал ему. Толпа заполнила всю эстакаду под навесом, создалось впечатление у него. Где-то внизу, на уровне животов, между животами, Набис заметил лоб и бороду Жеки Туранчокса. Человек сорок ведь, никак не меньше! Почти у всех в руках была выпивка. Набис не знал, что и подумать. Опять влажно трепыхнулось в животе. Означает ли лично для него такое количество свидетелей продажности столичного полковника жизнь? или наоборот, всё ещё хуже, и Петрович таки сука? Но по составу толпа была вполне пёстрой, не было тут одних лишь шестёрок или должников Петровича. Тут Набис разглядел у самого входа своего взводного, старшину Мисрукова, взрослого человека правил весьма строгих, и комок окончательно расползся. Видимо, всё-таки не покупка продажного москвича имела место в «Двух трубах», пока Набис братался с Фенимором. А какая-то встреча, типа митинга. Встреча нового директора. Странно, конечно, что Набис ничего не знал. И, видимо, не очень правильно, что не подслушал хотя бы, о чём шла речь на встрече… И Фенимор явно не знал…