», вставляя букву «h», и собирается написать «
anchora». Я не могу сдержаться. Я говорю, что уже четыре столетия пишут слово «
ancora» без «
h».
– Согласен, но я цитирую Боккаччо, и в цитатах следует быть точным.
– Вы правы, я прошу прощения. Вы литератор?
– Очень незначительный. Я Мартинелли.
– Не незначительный. У вас есть имя. Вы родственник Кальзабиджи, и он говорил мне о вас. Я читал ваши сатиры.
– Смею ли спросить, с кем я говорю?
– Меня зовут Сейнгальт. Вы окончили ваше издание «Декамерона»?
– Да, и стараюсь увеличить число подписчиков.
– Если хотите, я буду в их числе.
– Окажете мне честь.
Он дает мне квитанцию и, видя, что это всего гинея, я прошу у него еще одну, оплачиваю их и встаю, чтобы идти, говоря, что надеюсь увидеть его еще в этом кафе. Я переспрашиваю у него название кафе, и он говорит, удивленный, что я его не знаю; но он более не удивляется, когда я говорю, что приехал только что в первый раз в Лондон.
– Вам, пожалуй, будет затруднительно вернуться обратно к себе, и я вас провожу.
Едва выйдя на улицу, он сообщает мне, очень вежливо, что случай привел меня в кафе Оранж, самое скандально известное в Лондоне.
– Но вы туда ходите.
– Я могу туда ходить, повторяя стихи Ювенала: Cantabit vacuus coram latrone vialor[12]. Мошенники не могут ничего со мной сделать. Я с ними не разговариваю, а они – со мной. Я здесь уже пять лет; я поддерживаю отношения только с милордом Спенсером, я занят литературными трудами, я один, зарабатываю достаточно, чтобы жить в меблированной комнате и обедаю в таверне. У меня дюжина рубашек и эта одежда, и мне хорошо: nec ultra deos lacesso[13].
Этот человек, говоривший совершенно чисто по-тоскански, мне понравился. Я спросил его дорогой, что мне сделать, чтобы получше поселиться, и, спросив, как я хочу жить и сколько собираюсь пробыть в Лондоне, он посоветовал мне снять полностью на себя целый дом, полностью меблированный и со всем, что нужно для кухни, стола, со столовым и постельным бельем.
– Вам дадут весь инвентарь, – сказал он, – и как только вы дадите поручителя, вы станете полновластным хозяином, поселившись, как англичанин, и подчиняясь только закону.
Я просил его указать мне дом в таком роде, и тут он заходит в лавочку, говорит с хозяйкой, записывает и выходит, скопировав все, что мне нужно, из «Адвертизера»[14]. Тут были разные места, где имелись дома, которые мне были нужны. Наименее удаленный от места, где мы находились, был на большой улице, называемой Пел-Мел, и мы отправились его посмотреть. Старая женщина, отворившая нам небольшую дверь, как только он постучал, показала нам первый этаж и три верхних. На каждом этаже было две комнаты с прихожей, как везде в Лондоне, выходящие на улицу, и две – выходящие во двор. В каждых апартаментах было две кровати, одна – в комнате и одна – в прихожей. Все очень удобное, фарфор, зеркала, сонетки, – все было превосходно. В очень большом шкафу в комнате на первом этаже, где спала старуха, было все белье, а в другой – приборы из серебра, фарфора и фаянса. В кухне – весь набор утвари, в полном изобилии, и в подвале, чего я не ожидал, было все, чтобы устроить всю семью: и погреб и полки, чтобы содержать все, что необходимо для хорошего дома. Владелец хотел двадцать гиней в неделю. Я сказал Мартинелли, что дом мне нравится, и что я хочу его снять немедленно, чтобы въехать, когда захочу.