Когда он перевел старой женщине мое решение, она сказала, что если я хочу сохранить ее в качестве «Housekeeper»[15], мне не нужно будет поручительства, ей достаточно будет, чтобы я платил каждую неделю вперед; но если я хочу взять метрдотелем другого человека, ей нужно, по крайней мере, два дня, чтобы согласовать весь инвентарный список с этим человеком, и он должен дать поручителя. Я ответил, что сохраняю ее, но при условии, что она возьмет служанку, которой я буду платить, и которая ей будет подчиняться, но будет, кроме английского, говорить по-французски или по-итальянски. Она пообещала, что найдет служанку завтра; я заплатил ей авансом за четыре недели, и она дала мне квитанцию на имя шевалье де Сейнгальта; в Лондоне я себя называл только так. Мартинелли, довольный, что сослужил мне службу, покинул меня, когда, видя себя на своей улице, я его поблагодарил, пожелав доброй ночи. Я вернулся к м-м Корнелис, которую еще ожидали, хотя прозвонило уже десять часов. Маленький Корнелис спал на канапе.
Вот так, вопреки всем тем, кто говорил, что Лондон это хаос, где вновь прибывшему иностранцу нужно по меньшей мере три дня, чтобы разместиться, я превосходно устроился уже через два часа после прибытия. Я также был обрадован знакомством с Мартинелли, о котором имел самые лучшие отзывы уже в течение шести лет. Он дал мне адрес своей комнаты, которая находилась над кафе Оранж, и адрес своего печатника. Шокированный в глубине души тем, как я встретился с ним в Лондоне, я ждал его с нетерпением, решив дать знакомству доброе продолжение.
Наконец, прозвучал троекратный стук (знак хозяина), и я увидел в окно ее, выходящую из портшеза, ожидаю, пока она поднимется, она входит, подходит, веселая и радостная, что меня видит, но не бросается мне на шею; она не помнит, как рассталась со мной в Гааге; она бросается к сыну, обнимает его, покрывает поцелуями, которые он принимает с сонным видом и возвращает с холодком, говоря:
– Дорогая мамочка, дорогая мамочка.
Я говорю, что он устал, и что для людей, которым нужно отдыхать, она заставила себя слишком долго ждать. Ей говорят, что стол накрыт, и она оказывает мне честь опереться на мою руку, чтобы идти ужинать в залу, которую я еще не видел. Она велит поставить четвертый куверт, я спрашиваю, для кого это, и она отвечает, что для дочери, которую она оставила дома, потому что, когда она сказала ей, что я приехал вместе с ее братом, она спросила, хорошо ли я себя чувствую.
– И вы ее за это наказали?
– Конечно, потому что, мне кажется, в первую очередь она должна быть озабочена здоровьем своего брата, и во вторую – вашим. Не находите ли, что я права?