К вечеру я отправился к генералу, где увидел графиню сидящей на коленях у лорда Пембрука. Ужин получился веселый; двое несчастных там не присутствовали, и о них не говорили. Покончив с ужином, мы перешли в другую комнату, где был готов стол для фараона. Генерал метал талью до самого рассвета, и я вернулся к себе с потерей трех или четырех сотен гиней. Я лег в постель и проснулся очень поздно.
Мне объявили о человеке, которого я пригласил войти, и, поскольку он говорил только по-английски, я счел необходимым позвать Жарбу в качестве переводчика. Это был начальник сбиров, который сказал мне, что если я хочу оплатить ему поездку, он уверен, что сможет арестовать Кастельбажака в Дувре, куда он отправился в полдень; он уверен, что сможет арестовать и второго до наступления ночи. Я ответил, вручив ему гинею, что того второго мне достаточно, и пусть гасконец катится ко всем чертям.
На следующий день, в воскресенье, единственный день, когда Корнелис, необычная женщина, могла ходить по Лондону, я позвал ее вместе с моей дочерью, которая была обрадована, поправив свое здоровье, возможности вырваться из рук своей матери. Пансион был в Хервиче, и мы туда направились после обеда.
Директриса этого заведения была католическая дама, которая, несмотря на свои шестьдесят лет, имела еще свежий вид, обладала большим умом и знанием света. Будучи предупрежденной миледи Харрингтон, она оказала юной Корнелис ласковый прием. У нее в пансионе содержались пятнадцать или шестнадцать девиц, старшей из которых было едва ли тринадцать лет. Я увидел их всех в саду, играющих в невинные игры. Когда миледи представила им Софи, сказав, что она будет их соученицей, они все постарались выказать ей самое нежное отношение. Пять или шесть из них, и особенно одна, показались мне воплощенными ангелами, а две или три внушили ужас, настолько они были некрасивы. Эти две крайности встречаются чаще, чем в других местах. Моя дочь была ниже ростом, чем другие, но, судя по ее мордашке, не теряла присутствия духа. Она обратилась сразу ко всем, говоря с ними так, как будто она была знакома уже давно. Когда миледи пригласила нас осмотреть дом, они все последовали за нами.
У каждой девушки была своя маленькая комната, отделенная перегородкой от другой, где живет подружка, с которой можно болтать. Они едят по четверо за столом, и шесть служанок обслуживают всех. У них есть всякие учителя, которые приходят давать им уроки в большой зале, где я увидел клавесины, арфы, гитары и столы, на которых имеется все, что нужно, чтобы учиться рисовать. Сочтя меня отцом Софи, они все говорили со мной, и я видел смущение тех, кто не осмеливался еще говорить по-французски или по-итальянски. Я был в восторге. Их простое платье с корсажем, оправленным, по английской моде, в китовый ус, оставляющее открытой всю грудь, ввело меня в ступор.