– Будьте мне вместо отца, – сказала мне она, – и не советуйте мне, но прикажите, что я должна делать. Я не сделаю ни больше, ни меньше того, что вы мне прикажете. Вы о многом догадались, и все может быть, за исключением того, что я продолжу любить убийцу, распознав его ужасный характер. Я могу вас уверить, что он внушает мне ужас.
– Можете ли вы рассчитывать на прощение вашего первого любовника?
– Полагаю, что да.
– Значит, надо вернуться в Ливорно. Скажите пожалуйста, считаете ли вы этот совет разумным, и намерены ли ему следовать. Я считаю, что если вы хотите его обнять, это следует сделать сразу. Юная, красивая и благородная, какой я вас знаю, не воображайте, что я дам вам отправиться одной или в компании людей, за которых не мог бы отвечать как за себя самого. Нет, моя бедная Бетти, я люблю вас нежно, и доказательством любви, которую вы мне внушаете, будет то, что я сам провожу вас в Ливорно. Если это убедит вас в том, что я вас люблю, и что мне не чужда ваша судьба, я буду счастлив, и мне более ничего от вас не нужно… Я буду жить с вами как отец с дочерью, если вы испытываете отвращение к мысли дать мне знаки более живого чувства, исходящего из вашего сердца. Будьте уверены в моей преданности. Я должен показать вам, что в мире существуют люди, настолько же благородные, насколько низок тот молодой повеса, что вас соблазнил.
Бетти после моей короткой речи оставалась добрую четверть часа, опершись локтями о стол и опираясь головой на руки, глядя на меня и не говоря ни слова. Ее вид не был ни грустен, ни удивлен; я обрадовался, увидев, что она готова, наконец, дать мне определенный ответ. Вот что она мне сказала:
– Не думайте, дорогой друг, что мое молчание вызвано нерешительностью, которая была бы неприятна мне самой; действительно, нет. Я достаточно в здравом уме, чтобы понять и мудрость вашего совета и доброту его источника. Я его приветствую; и я воспринимаю как высшую милость Провидения счастье, что я получу, оказавшись в руках человека вашего характера и вызвав ваш интерес до такой степени, что вы готовы сделать для меня все то, что вы могли бы сделать для пользы дорогой дочери как любящий отец. Вернемся же в Ливорно, и выедем сразу. Что меня удерживало и держит до сих пор, это то, как я могу увериться, что сэр Б.М. меня простит. Я уверена, что он меня простит, но путь к этому труден, поскольку, хотя он и мягок, нежен и влюблен, он очень деликатен в вопросах чести, подвержен влиянию, которое оказывает первое движение души на человека благородного, почувствовавшего себя оскорбленным. Следует избежать этого рокового момента, потому что он может меня убить и затем убьет себя. Вы подумаете об этом по дороге и скажете мне, как это сделать. Знайте, что он очень умен и не поддастся никакому обману. Я думаю, следует письменно рассказать ему обо всем происшедшем, ничего не скрывая, потому что малейшее искажение правды его рассердит, а когда ему кажется, что ее от него скрывают, он впадает в ярость. Следует избегать говорить ему, если вы решите ему написать, что я заслуживаю его прощения, поскольку это ему судить, заслуживаю ли я его или нет. Он будет судить об этом по моему раскаянию из письма, которое я напишу ему по-английски, в котором он найдет мою душу и мои слезы; но наверняка следует скрыть место, где я буду находиться, пока он не напишет мне, что он меня прощает; тогда мне уже не надо будет бояться. Раб своего слова, человек честный и благородный, он будет жить со мною еще хоть пятьдесят лет, и не упрекнет никогда за мою ошибку. Это благородная душа! Несчастная, как я могла так ему изменить!