Цехин его убедил, лошади были вмиг поставлены, и мы прибыли к семи часам в Витербе, где я притворился, что в отчаянии, не находя портфеля. Служанка клялась, что никто кроме нее не заходил в комнату. Я со спокойным видом заказал ужин, дав понять Бетти, что должен действовать таким образом, чтобы избежать трудностей, которые могут возникнуть у возчика при возвращении в Сиену с ней, которую там воспринимают как переданную ему ее мужем. Он прибыл со своими лошадьми в десять часов и передал ей ее маленький чемодан, когда она об этом попросила. Я легко вскрыл маленький замок, висящий на цепочке, и Бетти взяла свой капот и пакет, в котором были у нее четыре рубашки, чулки, платки и ночные чепчики. Остальное было мерзавца; но я был слишком любопытен, чтобы не поинтересоваться, что у него было. Это, может быть, было все, чем он располагал в этом мире.
Мы нашли там старые штаны, пять-шесть мятых рубашек, мешочек с пудрой, в котором были также гребни и помада, и восемнадцать-двадцать брошюр, все комедии, либо комические оперы. Кроме этого – пакет с письмами, которые должны были быть весьма интересными и которые Бетти хотела прочесть вместе со мной. Первое, что мы нашли замечательного, было, что эти письма все были адресованы г-ну л’Этуаль, комедианту, очень известному в Марселе, в Монпелье, в Тулузе, в Байоне и во многих других городах юга Франции. Бетти внушала мне сочувствие. Она не могла смеяться. Она оказалась обманута презренным комедиантом, и стыд, который она испытывала, приводил ее в отчаяние. Я сказал, что мы их прочтем завтра, и она вздохнула с облегчением.
– Я прошу вас, – сказала она, – выйти, пока я не лягу в кровать, потому что, наконец, я смогу сменить рубашку.
– Все, что вы хотите, мой ангел, и, если вы желаете, я скажу постелить мне в другой комнате.
– Нет, мой друг, я должна любить и ценить ваше общество; вы слишком уверили меня в своей дружбе. Что бы было со мной без вас?
Я зашел, только когда она легла, и, приблизившись к ней, поцеловав ее, присев к ней на кровать и не видя, чтобы она встревожилась, я решил, что она могла бы меня извинить, если, отдав должное ее прелестям, я попытался удовлетворить желания, которые они во мне вызывали. Бетти, то ли из опасения показаться несправедливой, то ли испытывая те же чувства, что вызывала во мне, была ко мне добра. С этим открытием, я спросил у нее, не хочет ли она сделать мое счастье совершенным, позволив мне раздеться.
– И потом вы полюбите меня снова?
Очаровательный ответ, когда он идет из сердца, и ложность которого понятна, когда он идет от ума. Она столь мало противилась моему полному счастью, что позволила мне считать, что я ей даю такое же. После донны Игнасии мне перепадали лишь неполные радости, потому что я никогда не видел моих партнерш участвующими в них; но Бетти дала мне свидетельства любви, которые не оставили во мне места сомнениям. Она нежно воспротивилась, когда заподозрила, что я хочу ее поберечь. Мы едва заснули, как постучали в нашу дверь.