В полдень я пошел к Гудару, без шпаги, но с двумя добрыми пистолетами в кармане, и нашел там Медини, который упрекнул меня в том, что я хотел его убить. Я ему не ответил и, держась настороже, сказал Гудару вернуть мне мои две сотни; Гудар спросил их у Медини, и тут бы началась перебранка, если бы я не помешал этому, выйдя на лестницу, обещая Гудару кровавую войну, которая ему дорого обойдется. Когда я уже выходил из дома, я увидел в окне красавицу Сару, которая просила меня подняться по малой лестнице, чтобы поговорить с ней тет-а-тет. Я попросил меня извинить, и она сказала, что сейчас спустится. Она сказала, что я прав, что ее муж ошибается, но что я должен подождать, так как у него нет денег, и она гарантирует, что я получу их в течение трех дней. Я ответил ей, что меня могут успокоить только деньги, и что она больше не увидит меня в своем доме. Тогда она сняла со своего пальца кольцо, которое я знал и которое стоило более чем вдвое больше, и предложила его мне в залог; я взял его, осмотрел и согласился на это и отвесил ей мой реверанс, оставив ее в удивлении, потому что она была в дезабилье, в котором, быть может, никогда не имела отказа.
Весьма довольный своей победой, я пошел к адвокату, мужу Агаты, где должен был обедать. Я ему подробно рассказал все мое дело и просил его в то же время найти мне кого-нибудь, кто даст мне две сотни унций, взяв в залог кольцо и выдав мне записку, по которой вноситель двух сотен будет уверен, что получит это кольцо обратно. Этот человек, воспользовавшись своим профессиональным навыком, проделал мне все в рамках юридических правил; он сам дал мне двести унций и составил от моего имени записку г-ну Гудару, в которой был назван хранитель кольца и объяснены условия его возврата, в зависимости от уплаты этой суммы.
По исполнении этого дела я обрел снова свое хорошее настроение и вошел в апартаменты Агаты, где нашел ее в компании мужчин, женщин и аббата Гама. Агата перед обедом провела меня в свой кабинет, где, открыв ларец, показала мне, помимо прекрасных подвесков, все другие игрушки, что я ей дал, когда был богат и влюблен в нее. Она сказала мне, что богата, и что, будучи обязанной мне своей судьбой, она будет счастлива, если я возьму у нее обратно все то, что я ей давал; она заверила меня, что то, что она мне предлагает, было обговорено сегодня утром между нею и ее мужем, и, чтобы избавить меня от сомнений, показала мне бриллианты, которыми владеет, которые принадлежали первой жене ее мужа; их стоимость превосходила стоимость моих. В восхищении от такой щедрости и от поведения, столь деликатного и благородного, я смог ответить ей, лишь помолчав, что дало ей представление о всей глубине моих чувств и справедливости, что я ей отдаю.