Мы вдвоем занялись этим делом, настроенные весьма по-боевому, имея в своем распоряжении девицу, которая, далекая от того, чтобы сопротивляться, говорила, что не желает ничего лучше, чем быть кем-нибудь избавленной от своего надоевшего груза. Догадавшись сразу, что наши затруднения проистекают оттого, что она плохо себя чувствует, я должен был бы либо сразиться с ней, как я поступил с одной из подобных ей в Венеции двадцать пять лет назад, либо уйти; но ничего подобного – я решился, как безумец, восторжествовать над ней с помощью силы, вообразив, что смогу ее изнасиловать. Возраст геройств такого рода прошел. Пробившись напрасно два часа подряд, я вернулся в свою гостиницу, оставив там своего друга. Я лег с весьма неприятным ощущением в правом боку, и, проспав шесть часов, проснулся в очень плохом состоянии. Налицо был плеврит. Старый врач, который заботился обо мне, не хотел пустить мне кровь. Меня стал беспокоить сильный кашель; на следующий день я начал кашлять кровью, и недуг настолько усилился в шесть или семь дней, что меня исповедали и соборовали. Это было на десятый день, после трех дней слабости, когда опытный старый врач стал вновь отвечать за мою жизнь и заверил всех, кто мной интересовался, что я возвращаюсь; но я перестал кашлять кровью лишь на восемнадцатый день. Началось выздоровление, которое длилось три недели, и которое я нашел более тягостным, чем саму болезнь, потому что болезнь приносит страдание, но не надоедает. Чтобы заниматься собой, ничего не делая, нужен ум, а у больного его нет совсем. Во все время острого протекания этой болезни при мне находилась и меня обслуживала женщина, которой я не знал и не знал, откуда она взялась. В состоянии апатии, в котором я находился, я ни разу не поинтересовался, откуда она приходит; я был прекрасно обихожен, и ожидал своего выздоровления, чтобы вознаградить ее и отпустить. Она была не старая, но не так скроена, чтобы вызвать у меня мысль с ней развлечься; она перестала спать в моей комнате, когда увидела, что я выздоравливаю, и после Пасхи, начав выходить, я подумал ей заплатить и расстаться с ней.
В тот момент, когда, хорошо ей заплатив, я попрощался с ней, я спросил, кто направил ее ко мне, и она ответила, что это был врач. Она ушла. Несколько дней спустя я стал благодарить врача за то, что он нашел мне эту женщину, которой я, может быть, обязан жизнью, и он мне ответил, что она меня обманула, потому что он ее не знает. Я спросил у хозяйки гостиницы, знает ли она ее, и она ответила, что нет. Никто не мог мне сказать, ни кто эта женщина, ни через кого она вышла на меня. Я выяснил это только при моем отъезде из Экса, и читатель узнает это через четверть часа.