Византия: История исчезнувшей империи (Харрис) - страница 98

Но затем византийская придворная политика совершила еще один из своих бесчисленных зигзагов. В 919 году императрицу Зою удалили от власти, и регентом молодого императора стал друнгарий (командующий) византийского флота Роман Лакапин. Как мы увидим в следующей главе, Лакапин не собирался быть только главой совета и провозгласил себя императором, соправителем законного представителя Македонской династии Константина Багрянородного. Именно Роман пришел в 924 году к соглашению с Симеоном, обручив свою внучку с сыном Симеона Петром и признав Симеона царем, настояв, однако, на том, что это было меньшей честью, чем называться императором ромеев. Когда три года спустя Симеон скоропостижно скончался от сердечного приступа, угроза была наконец нейтрализована, так как его сын Петр отнюдь не был таким грозным воителем. Тем не менее ради сохранения мира и спокойствия византийцы продолжали называть его царем и ежегодно подносили ему дары в виде золота.

С точки зрения византийцев, хотя Болгария и продолжала оккупировать территорию, которая по праву принадлежала им, был достигнут модус вивенди, который устраивал обе стороны. Болгары гарантировали себе безопасность, будучи союзниками самой могучей державы в регионе, и в то же время сохранили независимость, не попав под прямое императорское правление. Византийцы же сумели отстоять свою политическую теорию, согласно которой их властители были римскими императорами, ниспосланными на землю, чтобы защищать весь христианский народ. Только теперь они говорили об императоре как о главе семьи христианских государей. В этой семье была строго определенная иерархия. Византийский император находился на ее вершине. Ниже были его сыновья, далее в списке – главы государств, бывших союзниками или принявших христианство из Константинополя. Затем шли дружественные народы, добившиеся взаимопонимания с императором, даже если они были язычниками, мусульманами или христианами, не входящими в византийскую сферу влияния. Особое место в этой иерархии получили болгары. Когда болгарские посланники посещали Константинополь, они занимали очень достойное место за столом во время пиров, хотя оно могло меняться в зависимости от того, насколько теплыми были на данный момент отношения. Эта тщательно выстроенная иерархия, подкрепленная церемониями и дипломатическими подношениями, создавала империи некую мистическую ауру в глазах гораздо менее искушенных северных балканцев, и духовный авторитет Византии был не менее действенным, чем военная сила.

* * *

Оставалась, однако, проблема русских. На Северных Балканах угрозой применения силы болгар удалось вовлечь в византийскую орбиту даже несмотря на то, что в тех двух случаях, когда угроза была исполнена, последствия оказались катастрофическими для самих византийцев. Но в отношении русских такие угрозы были недейственны, так как их столица Киев находилась слишком далеко. После нападения 860 года были предприняты усилия, чтобы обратить русских в христианство. В 874 году в Киев отправили архиепископа, и Фотий даже хвалился тем, что русские стали «подданными и друзьями» империи. Такие заявления оказались преждевременными. Новообращенные там были, и до 944 года в Киеве даже действовал христианский храм, но, поскольку сам князь Киевский оставался язычником, процесс шел крайне медленно. Византийцы извлекли все возможное из ситуации, когда в 957 году Ольга, вдова князя Игоря, правившая в Киеве как регент ее сына Святослава, посетила Константинополь. Ей был оказан пышный прием. Ольга сидела за золотым столом вместе с императорской семьей и была приглашена занять высокое место в византийской иерархии государств. Потом она была крещена патриархом Константинополя и уехала, одаренная золотом и шелками. Но, несмотря на все эти усилия, крещение Ольги не привело к обращению русского народа в целом. Возможно, она, как и болгарский хан Борис, опасалась, что принятие христианства из Константинополя приведет к потере независимости, и вскоре после своего визита Ольга пригласила в Киев христианских миссионеров из Германии. В любом случае ее сын Святослав открыто презирал христианство, и, как только он повзрослел и стал править самостоятельно, шансов на дальнейшие преобразования не осталось.