Обратим теперь внимание на то, что базовые онтологические установки могут быть истолкованы в качестве составных частей того, что с давних времен называется «здравым смыслом». Выражение «здравый смысл» калькирует немецкое gesunder Verstand, синонимичное gemeiner Verstand и генетически связанное с латинским sensus communis. «Здравый смысл» — это «общее чувство», но не в смысле общих восприятий, а в смысле общих убеждений о мире. Некоторые из таких убеждений могут навязываться культурой. Но в таком случае они не являются по-настоящему универсальными. Подлинно универсальные представления о мире должны исходить из универсальных характеристик когнитивных и иных способностей человека.
Поскольку мы имели дело именно с такими универсальными представлениями, можно сказать, что вся наша исследовательская программа была нацелена на прояснение базовых принципов здравого смысла. Мы показали, что такие установки здравого смысла, как убеждение в том, что мы воспринимаем сами вещи, а не их образы, что вещи существуют независимо от нашего восприятия, что физическое объяснимо физическим, что другие люди обладают сознаниями, что в мире ничего не происходит без причины, что наши желания и чувства могут влиять на поведение, что мы можем волевым усилием самостоятельно производить и воспроизводить идеи и что мы несем ответственность за собственные действия, хорошо сочетаются между собой. Выявляя непротиворечивость онтологических установок, мы занимались оправданием здравого смысла. Наши действия были направлены на его защиту.
Заметим, что здравый смысл и правда нуждается в защите. История идей знает немало примеров, когда попытки анализа убеждений здравого смысла приводили к заключению о его внутренней несостоятельности. И от этих заключений (которые так или иначе передавались за пределы философских кругов или даже рождались за их пределами — философствуют ведь не только философы) можно было с легкостью переходить либо к скептическим тезисам и цинизму как оборотной стороне сомнения, либо к решительному разрыву со здравым смыслом и созданию экстравагантных метафизических картин мира, навевающих мистические умонастроения.
Мы видели, однако, что этих крайностей можно избежать. Утверждения о несостоятельности и противоречивости здравого смысла являются следствием поспешного анализа. При более внимательном рассмотрении от них не остается и следа. И это может дать повод для заключительных пояснений. Необходимость их связана с тем, что мы должны проводить четкое различие между предложенной исследовательской программой и «философией здравого смысла». Подобная философия просто апеллирует к здравому смыслу как к высшему арбитру, но не проясняет его внутреннюю структуру и основания. Философия здравого смысла не занимается его оправданием, она исходит из его авторитета. Однако это едва ли продуктивно — ведь мы знаем, что авторитет здравого смысла может быть поставлен под сомнение. Чтобы апеллировать к здравому смыслу, надо сначала философски оправдать его.