— А ты… умеешь играть?
— Не виртуозно, но… но вполне неплохо, так что? Достанешь?
Василий обвёл взглядом всех сидевших за столом, хотя едва ли ожидал от них совета, хотя бы кивком или знаком, и тяжело вздохнув, пошёл к шкафу доставать и лежащий там сверху старый чёрный запыленный футляр. Как только он это сделал, Крейтон тут же подскочил к нему и осторожно отнял скрипку, после чего, посмотрев на неё с умилением, сдул аккуратно пыль и проверил струны, после чего положил её себе на плечо, зажимая пальцами струны.
— А сейчас прозвучит незнакомая вам композиция, автор которой будет никому из вас неизвестен. И исполняться она должна не на скрипке, а просто на похожем на неё инструменте, так что слушайте, больше вы этого в своей жизни не услышите, — обратился он к гостям, которые в большинстве своём с интересом смотрели на него, ожидая что будет дальше.
И Крейтон заиграл. Благоговейно закрыв глаза, он стал водить по струнам смычком, постоянно меняя темп и постоянно перестраиваясь пальцами, прижимавшими струны. Музыка поначалу была медленная, потом всё убыстрялась и убыстрялась, пока не превратилась во что-то жуткое и столь весёлое, что только чертям в аду было отплясывать под это вокруг кипящих котлов. Но все слушали, все были заворожены, с удивлением подтягивались, обступая кругом Мессеира, словно не обращавшего на них никакого внимания, и позади всех стоял Семелесов с недопитым стаканом в руках, улыбаясь самой глупой и самой злобной из своих улыбок. А вот Кистенёву вдруг стало дурно, он смотрел на Крейтона, боясь отвести взгляд, и медленно пятился, положил куда-то футляр, не особо заботясь о нём, желая лишь освободить руку, как вдруг Мессеир выделив его из круга людей, посмотрел Василию в глаза, взглядом абсолютно трезвого человека, и улыбнулся.
Кистенёв почувствовал, что его сейчас вырвет, он бросился из комнаты и влетел в ванную, на автомате заперев дверь за собой. Мельком из зеркала на него взглянуло собственное испуганное лицо, пока он не наклонился над раковиной. Однако ничего не произошло, Кистенёв засунул два пальца в рот и попытался проблеваться через силу, но тут же понял бессмысленность этой идеи и, умывшись, сел на край стоявшей рядом ванны.
Ему показалось, что в комнате душно, и он снял майку, после чего вновь посмотрел на себя в зеркало. Теперь ему стало холодно, но эта прохлада только радовала. В голове вдруг пронеслись события вчерашнего дня, и только теперь Кистенёв осознал в полной мере, сколь жуткими они были. Он снова очутился в том проходе между гаражами, и вновь машинально поднял пистолет и выстрелил в того парня стоявшего над лежащим пришельцем, даже не надеясь попасть. Однако теперь всё представало в несколько ином свете, и внутри какой-то голос постоянно озвучивал одну мысль: «Я убил человека». Но благо рассудок ещё твёрдо осознавал что существо, в которое он стрелял, не было человеком, и не просто заслуживало смерти, а было мертво уже десятки лет.