— Представьте, говорили, причём совсем недавно, — ответил я с вызовом.
— Не позволяй наглеть этому хаму! — быстро проговорил Лапец, просверливая меня злобным взглядом.
— И так плохо, и этак не годится, — спокойно сказала сестра. — Не мне тебе объяснять, Лапец: мы обязаны пустить его по Эстафете. И не только потому, что он уже поставлен на учёт. Мне хорошо известны случаи, когда Определитель менял точку грехопадения.
— И ты свято веришь, что Определитель лично читает досье всего поступающего к нам отребья? — скептически усмехнулся Лапец.
— Ну не сам, так его многочисленные помощники… А некоторыми наиболее занятными типами он занимается лично, — многозначительно добавила Вомб. — Берёт дело на контроль. — Не тушуйся, Лапец! Мне кажется, по мере более близкого знакомства с Лохмачом ты сможешь вести его гораздо увереннее.
— Тебе видней, — неохотно согласился карлик, обвивая руками ножки стула. — Но ты хоть припугни его, а то он постоянно тянет руки куда не следует и всё время мне дерзит! — с раздражением попенял он медсестре.
Тут меня прорвало.
— Слушай, ты, недоносок в нестиранных шортах, — раздельно выговорил я, глядя в поросячьи глазки карлика, — сейчас же прекрати воздействовать на мой мозг! А вы, белохалатная сударыня, прекратите напускать кардиффского тумана и наводить тень на плетень! Или вставляйте мне вашу таинственную клизму, какой бы болезненной она ни была, или отпускайте на все четыре стороны! А если вам больше нечем заняться, проведите квалифицированное позднее обрезание этому карлику во-о-т с таким членом. — Я показал, с каким, и перевёл дух, не понимая, как решился на дерзкую выходку.
Да, сотрясать воздух, который потихоньку портил мерзкий карлик, я не разучился, а вот ручки-ноженьки по-прежнему меня не слушались.
Мои опекуны буквально опешили. Медсестра гневно наморщила носик, в глазах её зажглись не предвещающие ничего хорошего огоньки.
Лапец же посопел, посопел и в конце концов нашёл-таки нестандартный способ разрядиться: просунул руку через-под промежность, забросил её за спину и стал яростно чесать между лопаток. Завершив успокоительный массаж, он хмуро бросил медсестре:
— Говорил я тебе, он тот ещё фрукт. Не тяни, раздевайся!
Я вздрогнул, решив, что карлик предлагает раздеться мне, но он смотрел на медсестру.
— Ты у меня поплачешь горючими слезами, Лохмач! — пообещал Лапец, сползая с табуретки и протягивая ко мне сверхгибкие лапы.
— Убери руки, недомерок! — вложив в слова максимум презрения, осадил его я, но дело опять не пошло дальше слов.
— Скажи ему, Лапец, что он не так порядочен, как о себе думает, — лениво проронила сестра, проходя в угол палаты и на ходу расстёгивая пуговицы ладно сидевшего на ней халата.