— Не блажи, — наконец брезгливо проговорила она. — Никто не виноват, что ты потерял форму.
Карлик понуро молчал.
Безжалостно отчитав Лапца, Вомб обернулась ко мне:
— Вставай!
Я тяжело поднялся и замер, не зная куда девать руки, что сделало меня похожим на карлика.
— Сейчас я свожу тебя на экскурсию в выпускной накопитель, — сообщила Вомб. — Это будет очень поучительно.
Метнув в меня исполненный жгучей ненависти взгляд, подавленный Лапец пошлёпал на выход. Вомб жестом приказала мне следовать за ним.
Я машинально придержал дверь, без всякой задней мысли собираясь пропустить матушку Вомб вперёд, но она укоризненно покачала головой и подтолкнула меня к выходу.
— Вгонишь ты Лапца в гроб своей простотой да и меня заодно! — насмешливо сказала она, не понимая моего замешательства. — Иди, иди, дурашка! — И с материнскими интонациями добавила: — Бегунок ты мой, бегунок!
В коридоре Вомб вызвала лифт и, когда мы вошли в идеально чистую пассажирскую кабину, отправила её на один из нижних этажей.
Там, куда мы приехали, было суетно и многолюдно. Я впервые воочию увидел собратьев по несчастью — таких же, как и я, простофилей, позволивших затащить себя в этот странный мир. Узнать пленников не представляло особого труда: их выдавали сонные, апатичные лица, замедленная реакция и потухшие глаза. Надо полагать, сам я выглядел не лучше. Каждый пленник (или клиент, как их здесь величали) передвигался по коридору в окружении неизменного почётного эскорта, состоящего из карлика и патронажной медсестры. Одного усатого двухметрового парня сопровождали, кроме того, четыре вооружённых охранника.
Не занятый конвоированием персонал больницы, а скорее, сумасшедшего дома, почти не обращал на нас внимания. Типичная больничная суета создавала идеальные условия для побега, и прежний Ольгерт Васильев непременно воспользовался бы благоприятной ситуацией. Но нынешний на такие подвиги был не способен.
Остановившись в конце коридора у массивной двери с остатками пластилиновой пломбы, Вомб открыла её и пропустила нас с карликом внутрь помещения.
Мы очутились в большой палате, сверкавшей хромом и никелем неведомых приборов и аппаратов. За огромным, как космодромная плита, столом, заваленным бумагами и пухлыми закрытыми и раскрытыми папками, восседала с заметным геморройным дискомфортным напрягом неприветливая пожилая тётка в стандартном белом халате, копающаяся в растрёпанной, донельзя засаленной амбарной книге.
— Здравствуй, Хенда! — почтительно приветствовала тётку Вомб.
— Приветик! — кисло проквакал не оправившийся от репримандов Лапец, а я по хамской привычке предпочёл промолчать.