О делах.
— Ну, что новенького? Крылатовское дело продвинулось?
— С мёртвой точки, кажется, сошли.
— Скромничаешь, или действительно успехи невелики?
Я разговаривал с Яшиным. Кстати, как он тебе показался?
— Очень опытный эксперт. Своё дело сделал блестяще.
Чем, увы, не могу похвастаться я.
— Та-ак, — протянул Иван Васильевич. — Вы исследовали письмо?
— Написано Залесскоп. Это подтвердила и повторная графологическая экспертиза.
— Кажется, в этом сомнений не было.
— Веду следствие, словно до меня его никто не проводил, — напомнил я с улыбкой слова самого Ивана Васильевича при получении крылатовского дела.
Он же серьёзно сказал:
— Лишняя проверка, конечно, не помешала. Особенно после повторной судмедэкспертизы. Но буквально меня понимать не следовало. Нужен совершенно другой взгляд на событие, на взаимоотношения людей. Истина, казавшаяся для всех неоспоримой, может быть на самом деле не истиной. Я недавно одну любопытную статейку про художников прочёл. Какой, например, цвет тумана?
— Туман есть туман. Белесый… Нет, скорее серый. — Я вспомнил московские осенние утренники, серую промозглую мглу.
— Самые туманные туманы в Лондоне, это уже истина.
Значит, самые серые. Так их и изображали художники.
Даже был в Англии певец лондонских туманов Джозеф Тернер. А Моне взял и написал его розовым. И что ты думаешь? Пошумела критика, газеты, и все-таки признали.
— У художников есть свои излюбленные цвета. Врубель, например, тяготел к голубому и синему.
— Нет. В Лондоне действительно туманы розовые. И по очень простой причине. От красного кирпича, из которого в основном были построены здания. И от печного отопления.
Уголь, искры. Казалось бы, Моне, импрессионист, фантазия красок. На поверку — открыл реальную зависимость. А лучше сказать — увидел.
— Мне трудно спорить, я не знаток.
— Думаешь, я знаток? — засмеялся Иван Васильевич. — Поневоле начнёшь кое в чем разбираться, когда тебя это окружает. — И неожиданно спросил: — Кстати, ты не можешь достать набор цветных японских фломастеров? Может, кто из знакомых бывает за границей?
Я хотел сказать: только бывший муж моей будущей жены…
— Нет.
— Жаль. Отличная, говорят, вещь для набросков. Особенно на холоде. Мама увлеклась зимним пейзажем. — На его лице промелькнула извинительная улыбка. — Видишь, что теперь меня занимает?
— Это огромный мир, — сказал я многозначительно.
Но Иван Васильевич понял не так:
— Не говори! Достать хорошие кисти, холст, заказать нужный багет… Одним словом, серьёзное мероприятие.
Бывший зампрокурора задумался. Мне начало казаться, что ничего путного из нашей встречи не выйдет. Его мысли совсем о другом. Какое там убийство, какое следствие…