Но пока голос его, нежный, как прикосновение кормилицы к щеке ребенка, звонкий, словно птичий щебет на заре, возносился к небесам, пальцы левой руки нащупали отверстие в стальной пластине метательного ножа. Патетический жест — и они легко выдернули его из закрепленных на запястье ножен. Еще мгновение — незаметный кистевой хлест из-под локтя второй руки — и отточенная сталь, мелькнув аккурат перед носом одного из стражников, встряла в ствол придорожного дерева.
Стражник натянул удила, поднимая коня на дыбы, крича что-то на своем диком наречии. Впрочем, для системы «Мастерлинг» все наречия были равнозначны, и в ушах Бастиана звучало всполошенное: «Засада!» Подчиненные Мустафы начали быстро перестраиваться, двое ринулись к супруге казначея, остальные развернулись в сторону, откуда, по их предположению, вылетел нож.
— Он там! — закричал Ла Валетт. — Я видел его! — Менестрель ринулся в чащу, спеша покарать разбойника. Стражи были не столь резвы. Конечно, в других обстоятельствах они бы ни на пядь не отстали от песнопевца, но опыт подсказывал им, что вблизи может оказаться та самая засада, и потому они ждали, не донесется ли из лесу вопль или хотя бы сдавленный вскрик чересчур торопливого горе-вояки. Но оттуда, все дальше от дороги, слышалось:
— Лови его, лови!
Убедившись, что нападавшие поленились обустроить подобающую случаю западню, стражники все еще с опаской начали углубляться в лес. Домчав до оврага, Бастиан остановился и активизировал связь:
— Первый шаг сделан. Я выманил их с дороги. Что дальше?
— А дальше, мой юный друг, тебе следует натурально создать причину, чтобы мадам Брунгильда проявила к тебе христианское милосердие, как та самарянка.
— Самаритянка, — автоматически поправил Ла Валетт. — Речь шла не о Самаре, а о Самарии, это город такой в Святой Земле.
— А типа в Самаре волчицы злые живут? — возмутился Сергей. — Короче, начинай заниматься членовредительством, в хорошем смысле этого слова.
Менестрель с сомнением огляделся, спрыгнул с лошади и проговорил на канале связи:
— Но… должны же быть следы. Не знаю, как прочие, но Мустафа легко сообразит, что кроме меня здесь никого не было.
— Красавец, не отвлекайся, время идет. Ты слишком умный, пытаешься думать за всех сразу. Большинство людей себя вовсе не утруждают использованием содержимого черепной коробки. Делай свое дело и не облегчай жизнь врагу. Когда ты будешь валяться в мертвой позе, трагически залитый кровью, не тебе, а ему придется соображать, откуда взялись злые вороги, куда делись все следы и куда они, не попрощавшись, коварно испарились с места преступления. Усек?