Однако пафос выступлений на пленуме был вполне однозначным, а его инструкции, адресованные НКВД, требовали усиления репрессий. Слова Ежова были поняты правильно: нужно арестовывать прежде всего не уголовников, а «врагов народа», и побольше. Поэтому сразу после февральско-мартовского пленума Миронов стремительно бросился фабриковать огромные дела, заметные в союзном масштабе. Начальники УНКВД тех регионов, где также концентрировалась крестьянская ссылка (Северный край, Урал, Казахстан) не догадались сочинить дел, масштабом напоминавших пресловутое дело «РОВСа». Здесь Миронов оказался передовиком. Обладавший верным чекистским чутьём, он не ограничился РОВСом, а решил представить Ежову материалы о разветвлённом заговоре в краевом руководстве, обеспечив в мае-июне 1937 г. «выход» и на партийно-советскую верхушку, и на военных, и на самих чекистов.
После того как сменивший Каруцкого В. М. Курский буквально за несколько недель разоблачил «троцкистский центр» и представил семерых сибиряков на большой московский процесс «Антисоветского террористического центра» (где главными фигурантами были Пятаков, Радек, Сокольников и Муралов), Миронов должен был сочинить нечто не менее выдающееся. Награда обещала быть королевской, ибо начавшаяся чистка НКВД от кадров Ягоды освобождала множество вакансий.
Пример В. М. Курского показывал, что отличившийся местный начальник мог рассчитывать на место руководителя отдела в центральном аппарате НКВД с последующим выдвижением на пост замнаркома (правда, этот пример имел и обратную сторону — уже в июле 1937 г. свежеиспечённый ежовский заместитель Курский, которому Сталин вдруг предложил занять пост наркома внутренних дел, счёл за благо покончить с собой).
Однако Миронов не сразу стал чемпионом по масштабам репрессий. Его показания на следствии наглядно говорят о том ежовском давлении, которое на рубеже 1936–1937 гг. испытывали региональные начальники НКВД. Сразу после его приезда в Новосибирск в начале декабря 1936 г. Миронову стал ежедневно звонить начальник Секретариата союзного НКВД Я. А. Дейч, заявляя, «что все края и области развёртывают дела, а Западная Сибирь после отъезда Курского «спит», что Николай Иванович [Ежов] недоволен этим». Дейч утверждал, что начальник Ленинградского УНКВД Л. М. Заковский, начальник УНКВД по Свердловской области Д. М. Дмитриев, начальник УНКВД по Азово-Черноморскому краю Г. С. Люшков и другие дают развёрнутые «блестящие дела». В Новосибирск поступали вороха копий протоколов допросов из других регионов и центрального аппарата, причём «преимущественно показания рассылались те, по которым якобы вскрывались антисоветские группировки и организации внутри парторганизаций».