— Идем! — сказал Малоун.
Интерьер бистро был выдержан в стиле пятидесятых — всюду хром, винил, неон, яркий свет. Едва они вошли в шумный, прокуренный зал, как Фоддрелл поднял на них глаза. Его, несомненно, грела мысль: «Я вас знаю, а вы меня — нет».
Малоун подошел прямиком к его столику и, отодвигая виниловый стул, спросил:
— Ну как, наигрался?
— Как вы меня узнали? — растерялся Джимми Фоддрелл.
Коттон указал на книгу, лежащую у него на коленях:
— Это лучше убрать. И давай без спектаклей. Поговорим о деле.
Часы на каминной полке пробили половину четвертого — в унисон с другими часами, украшающими комнаты замка. Торвальдсен методично загонял Элизу Ларок в угол. Ей придется с ним сотрудничать, выбора у нее нет.
— Лорд Эшби разорен, — сказал он прямо.
— У вас есть доказательства?
— Разве я похож на сплетника?
— Так расскажите об утечке…
— Откуда у меня, по-вашему, сведения о клубе?
Элиза подняла на него строгий проницательный взгляд.
— От Эшби?
Датчанин покачал головой:
— Не лично от него. Мы с ним никогда не встречались, даже словом не перебрасывались. Но он обращался за финансовой помощью к посторонним людям. Им требовались гарантии, что деньги вернутся. Он и объяснил, чем намерен заняться. Рассказал о потенциальной прибыли. Пел соловьем.
— Других имен вы мне не назовете?
Торвальдсен изобразил суровость.
— А почему я должен их называть? Многого ли я тогда стою?
Что на это можно возразить?
— Вы тяжелый человек, герр Торвальдсен, — проронила Ларок.
Он тихо засмеялся.
— Да, я такой.
— Вы начинаете мне нравиться.
— Я надеялся, что мы найдем общий язык. — Датчанин направил на нее палец. — Как я уже говорил, я выяснил о вас много интересного. Особенно о вашем предке Поццо ди Борго. Британия и Россия умело использовали его вендетту, чтобы сокрушить Наполеона. Честное слово, я восхищен! В тысяча восемьсот одиннадцатом году, узнав о рождении императорского наследника, он сказал следующее: «Наполеон похож на великана, что бредет по девственному лесу, вырывая с корнем могучие дубы. Но однажды лесные духи сбросят иго постыдного рабства, дубы воскреснут и повалят своего обидчика». Люблю эти слова — они пророческие. Все так и произошло.
Элиза часто с гордостью упоминала, что черпает силу в прошлом своей семьи. Тут они с Торвальдсеном были схожи.
— В отличие от Наполеона, — отозвалась она, — ди Борго всегда оставался верным патриотом Корсики и ставил интересы любимой родины на первое место. Когда Наполеон высадился с французскими войсками на остров, имя ди Борго вычеркнули из списков претендентов на политическую амнистию. Ди Борго пришлось бежать. Наполеон гонялся за ним по всей Европе, но так и не поймал.