— Не надо! — перебил я. — Забираю у вас Васильченко на период ввода в строй…
Соловьев был удручен: никогда я не говорил с ним так резко. А меня действительно зло взяло. Невольно вспомнилась Севастопольская школа. Барон Буксгевден тоже кричал Киршу: «Не будет из тебя толку! Дрянь! Мешок с онучами!»
Нет, барское пренебрежение к человеку, привычка все делать сгоряча, по принципу «чего хочет моя левая нога» нам, красным командирам, не к лицу. И я решил сам заняться техникой пилотирования неудачного дебютанта.
Сразу после полетов пригласил его к себе. Он не знал, куда глаза деть от стыда.
— Товарищ командир авиадивизиона! — заговорил Васильченко подавленным голосом. — Я уже знаю, как достались вам эти самолеты. Я мог разбить «ньюпор», но поверьте…
— Подожди, Коля, — остановил его я. — Садись. Давай спокойно поговорим обо всем…
Васильченко поднял на меня удивленный взгляд. Видимо, он решил, что командир вызвал его «продраить».
Мы сели за стол и в спокойной обстановке проанализировали весь полет. Остановились на ошибке при взлете. Разобрали неуклюжую посадку. Объяснив, насколько опасно высокое выравнивание, я рассказал, как нужно подводить машину к земле.
Самолета с двойным управлением тогда не было. Поэтому я решил получше потренировать Васильченко на земле. Он сидел в кабине и, действуя ручкой и педалями, последовательно отрабатывал все элементы полета.
Настал день, когда Николай первый раз слетал, как говорится, без сучка и задоринки. Я поздравил его с успехом. Мы подошли к бочке, у которой разрешалось курить, и Васильченко с наслаждением задымил самокруткой. Вдруг он с юношеской горячностью сказал:
— Товарищ командир! Извините, пожалуйста. Я хочу спросить вас…
— Что именно?
— На каких типах самолетов вы летали?.. И сколько часов пробыли в воздухе?..
— Пришлось познакомиться с двенадцатью типами машин, а налетал около восьмисот часов.
— Не может быть… — удивился Николай.
— Так и есть, — с улыбкой подтвердил я. — Думаю, лет через пять у вас тоже налет будет не меньше.
К нам подошел Савин.
— Привет молодому красному орлу, совершившему успешный полет! — сказал он, протянув руку Васильченко.
Дацко постигла неудача. Он подвел «ньюпор» к земле на повышенной скорости, сел грубо и, забыв, что аэродром имеет уклон, выкатился за границу летного поля. Самолет получил повреждения.
Молодой летчик ходил мрачнее тучи: кто теперь даст ему машину? Но Васильченко оказался настоящим другом: сам попросил, чтобы его самолет давали и Дацко. Каково же было наше огорчение, когда Дацко через несколько дней поломал шасси на втором «ньюпоре»!