Я поджимаю ноги, чтобы он не отдавил мне пальцы, и пожимаю плечами.
— Дежурный в участке вел себя очень мило. Но он позвонил следователю, который занимается этим делом, и тот не пришел, а теперь он говорит, что они у меня узнали все, что им было нужно, и позвонят, если захотят снять показания. — На глаза мне наворачиваются слезы. — Но они не знают о других фотографиях, о Кэтрин Таннинг, обо мне! — Я уже рыдаю, от головной боли я не могу толком думать.
— Ш-ш-ш… — Саймон гладит меня по голове и переворачивает раскаленную подушку, чтобы мне было удобнее лежать. — Хочешь, я перезвоню им?
— У меня даже номера их нет. Тот следователь сказал, что он из отдела убийств уголовной полиции Северо-Западного Лондона.
— Я все выясню. Дам тебе обезболивающее и стакан воды, а потом позвоню им. — Он идет к двери, потом поворачивается, будто только что заметив: — А почему ты на моей стороне кровати?
Я прячу лицо в подушку, чтобы не смотреть ему в глаза.
— Наверное, переползла во сне, — бормочу я.
Единственная настоящая размолвка у нас вышла именно по этому поводу.
«Мэтт — отец Кейти и Джастина, — говорила я. — Ты не можешь ожидать, что я никогда не буду с ним видеться».
Саймон пусть и неохотно, но внял моим аргументам.
«Но у него нет причин приходить в этот дом, верно? Сидеть у нас в гостиной, пить кофе из наших чашек…»
Его требование было ребячливым и иррациональным, но я не хотела ссориться с Саймоном, и тогда такое решение показалось мне компромиссом.
«Ладно, — согласилась я. — В дом он приходить не будет».
Когда я опять открываю глаза, на прикроватном столике стоит стакан воды и лежит небольшая упаковка таблеток. Я принимаю две сразу, потом встаю. Блузка съехала, брюки измялись. Я переодеваюсь в теплую хлопковую пижаму, а сверху набрасываю шерстяную кофту.
Уже девять вечера. В кухне я нахожу остатки ужина — похоже на говяжье рагу. Ноги все еще подгибаются, от долгого сна в голове туман. Я иду в гостиную — Саймон, Джастин и Кейти смотрят там телевизор. Все молчат, но это уютное молчание, и я некоторое время стою в дверном проеме, любуясь своей семьей. Кейти замечает меня первой.
— Мам, тебе лучше? — Она отодвигается на край дивана, чтобы я могла присесть между ней и Саймоном.
Я сажусь, устав после спуска по лестнице.
— Не очень. Слабость просто ужасная.
Я уже много лет не чувствовала себя настолько больной. Кости ноют, к коже больно прикасаться, в глазах щиплет, и жжение проходит, только если зажмуриться, а в горле першит так, что трудно говорить.
— По-моему, у меня грипп. Настоящий грипп.
— Бедняжка…